Орлов проехал свыше шестисот верст, и сведения, собранные им, заключались в следующем: поднявшись по реке Нейдаль до перевала, отделяющего от нее реку Тугур, Орлов увидел большие груды камней в виде пирамид. Жители объяснили, что они служат обозначением перевала и места для торговли.
Между реками Удой и Тугуром, а также к западу за горами Хинга есть несколько урочищ, и при этих урочищах сложены такие же груды камней. На вопрос Орлова, не известны ли местному населению в этих местах какие-либо иные каменные столбы, которые осматривают маньчжуры или китайцы, они отвечали, что таких столбов здесь нет и никогда не бывало, а маньчжуров и китайцев они никогда не видали. Сведения о Хинганском хребте подтверждали жители селений Ахту, Кевби и Ухтре.
Маньчжуры не ездили по этому краю далее селения Ухтре, лежащего на берегу Амура. Все это подтверждало ошибочность предположений Миддендорфа о том, что эти груды камней — китайские пограничные знаки.
В селении Ухтре Орлов встретил маньчжурских купцов. Они приняли штурмана радушно и сообщили, что горный хребет, из которого берут начало реки Амгунь и Горин, а также лежащая к югу от Горин Нейда, действительно называется Хинганским хребтом.
На севере хребет пересекается Амуром и Сунгари и направляется к югу. Народы, обитающие между горами и морем, независимы и ясака не платят. На всем этом пространстве не только нет маньчжурских городов и селений, но и никакого караула. Маньчжурское управление распространяется только на страны, лежащие к западу от гор, к северу же живут дауры. Кроме того, Орлов выяснил, что всюду по берегам озер растут строевые леса, лиственницы и ели. Озера Ухдыль и протока Уй глубоки, и берега протоки Уй возвышенные и ровные, удобные для заселения и устройства верфи. На берегах растет много кедра.
Результаты рекогносцировок были очень важны. Они полностью подтверждали предположения Невельского о наличии на побережье удобных мест для основания порта и о независимости Приамурского края от Китая. Эти сведения давали основания к дальнейшим, более точным и подробным исследованиям.
Приближался Новый год. В зимовье после тяжелых, но плодотворных трудов собирались весело, как только могли позволить обстоятельства, провести праздник. Ряженые матросы и казаки с музыкой и пением ходили по офицерским квартирам. Устраивались катания по заливу на собаках, шарады и живые картины. Екатерина Ивановна во всем принимала живейшее участие.
В начале января приехавшие в Петровское нейдальцы сообщили, что на одном из притоков Амура, близ устья Сунгари, живут русские, которые часто отнимают у населения одежду и пищу, а между собою ссорятся и дерутся. По-видимому, это были беглецы из Сибири.
Известие о них могло дурно повлиять на некоторых из матросов. Дело в том, что команда была избрана из Охотского и Камчатского экипажей и в большей своей части состояла из штрафных людей, отправленных в эти отдаленные места за дурное поведение. Необходимо было выяснить, что это за "лоча" (русские на местном наречии), и тем или другим способом уничтожить впечатление, произведенное слухами.
После святок, на основе уже имеющихся сведений, а также и собственных предположений, Невельской продолжал свою программу исследований. Вновь были снаряжены четыре экспедиции, которые и тронулись в путь одна за другой начиная с 10 января.
Во главе их стояли Орлов, Бошняк, Чихачев и Березин, с которым ехал топограф Попов. Экспедиции охватывали огромные районы Приамурья. Они должны были положить начало систематическому изученью края и установлению в нем русского влияния. Экспедиция Чихачева в числе многих других задач должна была установить, точно ли названный Лаперузом залив Де-Кастри и залив Нангмар одно и то же, и исследовать его. Мичман также должен был узнать у местных жителей, не известны ли им к югу еще какие-либо заливы.
Невельской стремился найти гавань, годную для основания удобного, большого порта.
Экспедиция Бошняка направлялась к Северному Сахалину.
Березин и Орлов также получили обширные задания.
Таким образом, Невельской опять превысил рамки инструкции, запрещавшей касаться Амура, и снова поставил на карту свою судьбу.
Пятнадцатого февраля привезли очередную почту из Аяна с приказаниями из Иркутска и Петербурга.
Невельской с нетерпением развернул конверт, ожидая, чем порадует его начальство. Может быть, уже дано распоряжение об отправке ему парового судна и приказано усилить экспедицию офицерами и надежными матросами?
Екатерина Ивановна, нервно кутаясь в шаль, следила за выражением его лица. Геннадий Иванович покраснел и сурово нахмурился.
— Что там? — спросила Екатерина Ивановна, указывая на голубоватый листок, исписанный лихим писарским почерком и с внушительной подписью.
Невельской посмотрел на жену из-под густых бровей и горько сказал:
— И читать не хочется… Слушай: "…никак не распространять исследований далее земли гиляков, обитающих по Амурскому лиману и в окрестностях Николаевска, и через гиляков стараться вступать в торговые сношения со старшинами соседних с ними инородцев…" А Муравьев в бумаге от пятнадцатого сентября подтверждает это нелепое приказание из Петербурга.
Вспыльчивый Геннадий Иванович долго не мог успокоиться, но, наконец взяв себя в руки, написал письмо Муравьеву.
"Пограничный вопрос ныне разъясняется… По сведениям от туземцев разъясняется также и самый главный здесь вопрос, морской. Существование на Татарском берегу закрытых бухт, связанных с реками Амуром и Уссури внутренним путем, почти неоспоримо.
Такие бухты важны для нас в политическом и экономическом отношениях, потому что льды и туманы, царствующие в Охотском море, а также климатические и географические условия его берегов, равно как и берегов Камчатского полуострова, не представляют возможности основать в этих местах надлежащего и полезного для нас порта[40].
…При настоящем состоянии Приамурского и Приуссурийского краев нельзя оставлять их без бдительного надзора и правительственного влияния, а потому при действиях наших здесь нельзя ограничиваться теми только лишь паллиативными мерами, которые мне предлагаются к руководству, так как при таких мерах мы легко можем потерять навеки для России этот важный край!"
Дальше Невельской просил разрешения занять селение Кизи и залив Де-Кастри, послать экспедицию для исследования Уссури и т. д.
К этому донесению он приложил частное письмо Муравьеву, в котором писал:
"Долгом моим считаю предварить Вас, что, сознавая тяжкую лежащую на мне нравственную ответственность за всякое с моей стороны упущение к отстранению могущей произойти потери для России этого края, я во всяком случае решился действовать сообразно обстоятельствам и тем сведениям, которые ожидаю получить от Чихачева и Бошняка…"
