Оказалось, что лейтенант нарушил один из главных обычаев гиляков: он железом коснулся очага, а это считалось святотатством и грозило строгой карой.
Нелегко было унять расшумевшихся гиляков. Они требовали выкупа — самой лучшей собаки из упряжки, чтобы ее кровью задобрить рассерженное божество. Бошняк ни за что не соглашался на это, не желая потакать суеверию и боясь ослабить свою упряжку. Позвейн был очень расстроен и сумрачно живал головой.
Утром оказалось, что гиляки украли лучшую собаку. Бошняк пришел в ярость. Целый день он и Позвейн потратили на то, чтобы выручить своего пса и образумить гиляков.
После непредвиденной задержки в Погоби Бошняк двинулся дальше, на юг, вдоль морского берега. Нужно было найти каменный уголь, образцы которого Д. И. Орлов этой зимой видел у приезжавших в Петровское сахалинских гиляков.
Первое время путешественники довольно быстро двигались вдоль невысокого по большей части берега. Низкая облачность скрадывала горизонт. Справа простирался хаос ледяных глыб — замерзший Татарский пролив, сливающийся вдали с туманной полосой низкого серого неба. Мороз был сносный, не жгучий. Ровный и влажный ветерок остужал разгоревшееся от движения лицо.
На другой день идти стало труднее: начались возвышенности. Приходилось то и дело помогать упряжке при переходах через овраги или русла застывших речонок. К вечеру слева, у темной полосы прибрежного леса, над обрывом закурились две или три струйки дыма: селение Тык.
Тот же вчерашний влажный ветерок тянул вдоль берега. Взобравшись на мыс, горбом лежавший поперек дороги, лейтенант понял, почему ветерок был влажным. Здесь лед задерживался только у прибрежья, в береговых впадинах, а дальше чернела открытая вода.
От селения Тык берег пошел пригорками и увалами. Нужно было обходить крутизны по ледяному припаю вдоль берега. Иногда это было невозможно, и приходилось брать крутые подъемы, пробираться через чащу сахалинской мрачной тайги.
Дни шли за днями в непрерывном движении. Обогревая пальцы дыханием или оттирая их снегом, лейтенант наносил кроки маршрута, делал записи в путевой журнал. Мощные утесы сменили пригорки. Тяжелые, как из темного стекла отлитые, волны с грохотом и гулом дробились о них, и брызги, застывая на морозе, глазурью покрывали скалы.
Бошняк обследовал побережье Сахалина от Погоби до Дуэ на протяжении 160 верст. Нигде не нашлось места, мало-мальски удобного для швартовки и погрузки судов. Все заливы были мелководны, открыты для западных ветров и усеяны каменными рифами. Зато относительно месторождения каменного угля дело обстоит иначе. В своем путевом журнале и на карте Бошняк отметил наличие больших его запасов в разных местах побережья и особенно подле селения Дуэ.
Окончив осмотр каменноугольных месторождений, Бошняк должен был пройти в глубь острова, проследить и нанести на карту реку Тымь, самую большую на Сахалине, и выйти на побережье Охотского моря, по дороге отыскав места, где, по слухам, долгое время жили русские.
Собаки были измучены многодневным тяжелым походом. Провизии оставалось мало. Бошняк и Позвейн устали, натерли ноги. На беду ни в одном селении гиляки не соглашались отдать внаймы еще одну нарту и продать корм для собак.
Лейтенант оставил часть провизии в селении Танги, а сам с облегченной нартой, в сопровождении Позвейна, на лыжах двинулся через перевал по сугробам, почти сплошь без дороги. Мрачный еловый лес недвижимо стоял вокруг. Впереди показался конус высокой (до 3 тысяч футов) горы Чамгулен. Перейдя через хребет, Бошняк добрался до селения Удумково, в 29 верстах от перевала. Отдохнув и немного обогревшись в темной и дымной юрте, подкрепившись юколой и нерпичьим жиром с брусникой, лейтенант двинулся к устью реки Прудмгим. В 7 верстах от Удумкова Прудмгим впадала в Тымь.
Отсюда Бошняк начал глазомерную съемку реки.
Пурга, сильные морозы и снегопады мешали работе. Собаки гибли от переутомления и голода. Сухари, сахар и чай были на исходе. Позвейн злился и ворчал. Из селения Юткырво Бошняк отправил Позвейна с нартой обратно в Танги, а сам с нанятым в проводники гиляком продолжал путь.
Сто пятьдесят семь верст прошел он вдоль Тыми. Карабкаясь через утесы там, где нельзя было пройти рекою, продираясь через таежные чащи и буреломы, Бошняк приближался к цели — к побережью Охотского моря. Гиляк-проводник молча, с удивлением посматривал на странного человека, с таким упорством идущего к морю, когда оно еще покрыто льдом и время для рыбной ловли не наступило. Сил оставалось мало, но лейтенант и не помышлял о возвращении, пока до конца не выполнено порученное ему дело.
Наконец Бошняк увидел залив Ный, а там, за островом, закрывающим вход, на расстоянии нескольких миль, Охотское море. Цель достигнута. Собрав последние силы, коченеющими пальцами вписывал Бошняк в путевой журнал данные о заливе Ный, о времени вскрытия и замерзания, приливах и отливах, делал съемку, насколько это позволяли ему несовершенство инструментов и дурная погода.
Здесь он нашел выносной каменный уголь, образчики которого взял в свой заплечный мешок.
Глаза, утомленные белизной снега и иссеченные ветром, слезились. Голова кружилась от голода и усталости. На теле и особенно на ногах появились нарывы — результат утомления, простуды и плохого питания. А впереди еще больше двухсот верст пути через горы, тайгу, пустынные дебри Сахалина, а потом еще столько же до Петровского зимовья.
Лейтенант при мысли об этом только крепче стискивал зубы.
Необходимо было еще во что бы то ни стало разыскать следы пребывания русских на острове, собрать материалы об этнографии, о примерном количестве жителей, разбросанных по лесам, о климате, древесных породах и минералах. Журнал Бошняка заполнялся новыми и новыми данными.
Обратный путь показался лейтенанту еще более трудным. Чай, сахар и сухари — все кончилось. Питаясь сушеной рыбой, в разбитой обуви, с истертыми, кровоточащими, распухшими ногами пробирался он по пройденному уже пути.
В селении Танги Позвейн радостно бросился ему навстречу. Шатаясь, Бошняк обнял проводника. Уже три дня он ничего не ел, кроме небольшого количества рыбы утром перед походом.
Немного отдохнув и подкрепившись горячим чаем с сухарями, Бошняк и Позвейн двинулись в путь. Собаки отказывались идти. Кормить их было нечем. По всему берегу в этом году недоставало собачьего корма, и добыть его было невозможно. А тут штормом оторвало припайки льда у берегов, и приходилось пробираться по острым утесам.
В селении Виахту Бошняку посчастливилось обнаружить следы пребывания русских поселенцев. Жители говорили, что последний из русских, Василий, умер недавно. Лейтенант купил у какой-то старухи четыре листа из старинной книги. Один из них был заглавным и гласил:
