Кениссора покачал головой. Туркмен, отворяя калитку двора, задержался на мгновение и произнес твердо, как клятву:
— Они будут моими детьми…
Кениссора не ответил. Едва переступив порог и очутившись во дворе, усаженном тутами по краям и заросшим розами по средине, он увидел Аллу. Она поднялась с ковра, разостланного в тени дерева, и, отбросив какое-то вышивание, пошла навстречу гостям.
— Алла!
Она не узнала старого знакомца. Кениссора бросился к ней.
— Алла. Алла, разве ты не узнаешь соседа твоего отца? Того, кто держал на коленях Раима, когда мы бежали Черными Песками?
Алла вздрогнула и протянула руки.
— Раим, где Раим! — вскрикнула она. — Раим! Брат мой, Раим, что ты знаешь о нем?
Она подбежала к старому другу отца и, узнавая его не с большею ясностью, чем слабо мерцающий диск солнца сквозь осенние тучи узнают путники, повисла на его руках.
— О, Кениссора! Они не верят мне, они не верят, что брат мой остался в пустыне. Они смеются и говорят, что это бред от лихорадки… Кениссора, скажи им, скажи им!
Он прижал ее голову к своей груди.
— Я уже сказал все.
— Так пусть они возьмут верблюдов и отведут меня в пустыню. Разве Раим не может еще остаться в живых? Разве ты не найдешь тех развалин?
Она дрожала и билась на его груди. Кениссора сказал чуть слышно:
— Раим, брат твой, жив, Алла. Мы нашли его.
— Где он?
Это был не вопрос, не крик — это был вздох замирающего от счастья сердца. Алла затаила дыхание. Туркмен, стоявший вдали и наблюдавший все это, подошел к ним. Лицо его было угрюмее, чем всегда, и глубокий шрам на щеке горел, как воспоминания, огнем прилившей крови.'
— Алла, в кишлаке Ак-Тере брат твой, и этот добрый человек проводит тебя к нему. Скажи ему, твоему брату, что дом, ставший твоим домом, станет и его домом, Алла.
Он отвернулся.
— Придет время, — глухо добавил он, — и ты узнаешь, почему ты смело можешь прийти сюда с твоим братом.
Алла не заметила последних слов. Она всплескивала руками и. задыхаясь, твердила только одно:
— Скорее, скорее, Кениссора!
— Она вернет ему разум! — с странной уверенностью пробормотал Кениссора, обнимая ее. — Мальчик станет тем, чем он был!
В тот же день они уехали с караваном.
Кениссора не ошибся.
Теплые слезы Аллы, упавшие на черные щеки брата, было первое, что пробудило его угасший разум к сознанию. И "Алла" было первое слово, которое произнес он, сверкнув разумными глазами.
ЭПИЛОГ
ИЛИ
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ РАССКАЗ О САМИХ РАССКАЗЧИКАХ
Последний рассказ был окончен, кружки допиты, трубки докурены. Свеча догорала. Было далеко за полночь. За бортом корабля выл морской, острый, как нож, ветер, заставляя покачиваться мертвый корабль, как живой. Мы слушали вой ветра и задумчиво молчали.
Капитан неожиданно прервал молчание.
— Итак, — обратился он ко мне, — куда же решаетесь вы направиться теперь, когда наши рассказы окончены?
— Никуда! — столько же кратко, сколько и решительно ответил я.
Все посмотрели на меня с любопытством, ожидая объяснений. Я удовлетворил их любопытство.
— Я не вынес бы и десятой доли того, что пришлось вынести героям ваших приключений.
Я ждал и вполне заслуженно, что от меня с презрением отвернутся мои новые друзья в тот же миг. К крайнему моему изумлению, случилось нечто совершенно противоположное: все взглянули на меня с явным сочувствием.
— И однако же вы не станете спорить, что нет ничего в мире более достойного нашего внимания, чем хорошенькое приключение или необыкновенная история? — предположил капитан.
— Не только не стану спорить, но даже приведу в пример множество людей, думающих таким же образом!
Капитан вопросительно переглянулся со своими приятелями и, получив на что-то их согласие, спросил меня с улыбкой:
— В таком случае, почему бы вам не вступить в общество непутешествующих путешественников?
Я пожал плечами.
— Разве есть такое общество?
— Мы члены его!
— Позвольте, — вскочил я в страшном волнении и, по совести говоря, с готовностью разбить о стол кружку во имя торжества справедливости, — не хотите же вы сказать этим, что ваши истории выдуманы от начала до конца?
— Наоборот, чёрт побери! — с холодной учтивостью возразил капитан при одобрительном молчании всех присутствующих. Этим самым я хочу лишний раз подтвердить их достоверность!
— Как так? — растерялся я.
— Очень просто, объявил он, — общество наше связывает своих членов прежде всего обязательством сообщать только достоверные сведения. Малейшее нарушение этого правила ведет к исключению. Каждый из нас с документами в руках может немедленно доказать вам, что в его сообщении нет ни единого измышления…
— Стало быть, вы действительно путешествовали по тем краям, о которых рассказывали?
Капитан развел руками.
— Я — главный бухгалтер судоремонтных мастерских и даже свой двухнедельный отпуск я провел в конторе, составляя отчет… Мой товарищ, известный вам по прозвищу старшего помощника…
Я с изумлением перевел взгляд на добродушного толстяка, и тот кивнул головой, точно заранее подтверждая все, что скажет капитан.
— Есть никто иной, как старший продавец кооператива "Заря Социализма", и если вы заглянете туда утром, то он отпустит вам лучшие сорта медвежьего окорока, не обманув вас в весе ни на грамм…
Считая характеристику оконченной, я перевел глаза на штурмана. Капитан, следуя за моим изумленным взглядом, отрекомендовал и его:
— Штурман, как таковой, известен только среди нас. За границею этого корабля он слывет за счетовода в конторе Госторга… А лоцман, — ловя мой взгляд, закончил капитан, — никто иной, как кассир местного отделения Госбанка…
— Так, значит, все это, — я с сожалением оглянулся кругом, — все это мистификация?
— Нет, очередное заседание нашего общества!
Расскажите все толком! — взмолился я.
— Мы все, — начал он снова, жестами рук указывая на сидевших по обе стороны от него друзей, которые согласно кивнули головами, — мы все страстные любители путешествий и большие охотники до приключений. Мы собираем все материалы, будь то вырезка из газеты, толстая книга, рукопись или простой бумеранг, завезенный матросом с Полинезийских островов — все, что касается современных путешествий… О монгольской экспедиции Козлова секретариат наш в любой момент может предъявить вам такой обширный и точный материал, что с осведомленностью нашею может поспорить разве только сам Козлов и то без большой надежды на выигрыш в споре… На очередном собрании мы распределяем между членами наши обязанности. На предыдущем собрании каждому было поставлено в обязанность отправиться на окраины России, в противоположные стороны, и возвратиться с запасом интересных сообщений, не переходя нигде границ советских республик… Мы собираемся в этом мертвом корабле, например, для отчетного собрания. Корабль — символ странствования. Каждый обязан рассказать историю своего путешествия, при чем ему предоставляется право пользоваться каким угодно материалом, добытым им при помощи секретариата или самолично, но с тем условием, что материал проверен документально… Точность и достоверность фактов — вот наше требование друг к другу…
