Змея боиуна существует только в воображении рассказчиков нижней палубы «Лауро Содре». А вот муравьи, уничтожающие посевы и способные до смерти «зажалить» людей, существуют на самом деле. Так же, как и гигантские бабочки с размахом крыльев до тридцати сантиметров, как жуки-геркулесы пятнадцатисантиметровой длины. Как коричневые мухи мотука, кусающие человека до крови, и осы, которые охотятся за этими мухами и превращают их в пищу для своих личинок. Существуют не в сказках, а в амазонской яви всем известные крохотные птички колибри, вьющиеся возле цветов. Но мало кто знает о том, что злейшим врагом колибри являются пауки. Каким исполинским должен быть этот паук, раскидывающий двадцатиметровую сеть-паутину в чаще сельвы!
Живут на Амазонке такие удивительные зверьки, как ленивцы. Они способны неделями висеть вниз головой на ветке, почти не двигаясь. Много здесь летучих мышей, несколько видов которых называют здесь вампирами: они надкусывают кожу домашних животных или зверей и слизывают сочащуюся кровь. По ночам вампиры могут проделать такую же операцию над спящим человеком.
Амазонка не случайно стала неисчерпаемым кладезем легенд и былей. Эта удивительная река собрала все самое экзотичное, самое необычное, чем богата лесная и речная природа земли. В ее водах обитают две тысячи видов рыб, способных свести с ума самого бывалого рыболова, — от гигантской пираруку — самой крупной из пресноводных рыб, достигающей пятиметровой длины и двухсот килограммов веса, до кровожадной пираньи.
По берегам этой реки раскинулся самый большой и самый слабо изученный лесной массив нашей планеты, в котором ботаники пока что насчитали около четырех тысяч видов деревьев. Кстати, во всей Европе количество видов древесных пород не превышает двухсот.
О чем только не услышишь в третьем классе «Лауро Содре» за четыре долгих часа между ужином и «отбоем».
А когда выключают свет, беседы начинают стихать и люди медленно укладываются по своим гамакам. Во мраке слышны тяжкие вздохи, торопливый шепот молитвы, стоны измученной Лурдес и дружные шлепки: заскорузлыми ладонями пассажиры лупят себя по ногам, рукам, лбу, по потным животам и шеям, давя ненасытных, пьянеющих от человеческой крови москитов.
Постепенно воцаряется тишина и на верхних палубах. Облокотившись на перила, мы курим по последней перед сном сигарете.
— И это все еще идет моя земля, — говорит Алмейда, вытянув подбородок в бархатную черноту ночи, где на невидимом берегу медленно плывет назад огонек.
— Вот это да! — восхищается сеньор Фернандо.
— Но когда же наконец кончится ваша земля? — изумляюсь и я.
— Часам к четырем утра.
Мы молчим. Потом я спрашиваю:
— Ну а туда, от берега в сельву, далеко простирается ваша земля?
— Не знаю, — отвечает Алмейда, затягиваясь осветившей его морщинистое лицо сигаретой.
— То есть как это не знаете? — задохнулся от волнения сеньор Фернандо.
— А очень просто. Когда я делал заявку на эти земли — а было это лет тридцать назад, — никто тут не интересовался, как далеко в глубь сельвы простираются границы твоей фазенды. Земля делилась только по берегу: столько-то миль. А туда, в сельву, сколько освоишь, все твое. Никого это не интересовало. Да и сейчас, пожалуй, не интересует.
— Вот это да… — бормочет вконец подавленный этими масштабами сеньор Фернандо.
Бросив в воду сигареты, мы наслаждаемся свежестью ночного воздуха. Где-то совсем близко плывут назад невидимые во мраке, вцепившиеся в мокрую глинистую почву, опутанные лианами, диковинные деревья, которые не увидишь нигде больше на земле. Изредка из тьмы доносятся беспокойные крики еще не уснувших обезьян.
Обезьяны эти тоже принадлежат сеньору Алмейде.
Деревья умирают стоя
«Внимание, миссионеры Лаго-Гранде, Тапажоса, Алмейрина и окрестностей! Падре Рикардо извещает, что сегодня утром состоится радиорепетиция воскресной мессы. Просьба собраться всем у приемников ровно без пятнадцати семь утра и репетировать вместе с падре Рикардо воскресную мессу по радио».
Еще одна любопытная примета амазонской жизни: святые отцы поставили радио на службу господу и хором репетируют свои мессы под диктовку вышестоящего начальства, находящегося в сотнях километрах от каждого из их приходов и епархий.
Объявление это разбудило меня. Ругнувшись, я выключил транзистор и почувствовал по наступившей тишине, что судно стоит. Это был первый из непредвиденных сюрпризов, которыми всегда богато путешествие по этим местам: судно еще не дошло до главного русла Амазонки, а машина уже сломалась. Мы остановились в одном из северо-западных каналов Маражо. Это сообщил мне Итамар, уже выбритый и благоухающий одеколоном.
На правом берегу метрах в ста от судна виднелась стоящая на сваях хижина. В окнах и дверном проеме ее торчали головы детишек, разглядывавших «Лауро Содре». К судну приближалась небольшая лодка, в которой были еще двое мальчишек и немолодая женщина. Она сидела на корме и очень ловко работала веслом.
Подойдя к борту, она принялась кричать, предлагая пассажирам лесной мед в плетеных корзинках из пальмового листа. В обмен она просила фасоли, риса или денег. Кто сколько даст.
Итамар скупил у нее добрую половину товара и с завидной быстротой завязал с ней знакомство. Не прошло и десяти минут, как он, выяснив у капитана, что мы простоим здесь не меньше трех часов, схватил меня за руку и потащил в лодку. Мы отправились в гости к Марии и ее семейству, заручившись честным словом капитана, что за полчаса до отхода он распорядится дать гудок.
Вероятно, трудно найти на земле более примитивное человеческое жилище, чем плетенная из соломы хижина Марии и ее мужа Франсиско, которого она звала Шико — «Мальчик». Мы выбираемся из лодки на окружающую эту лачугу деревянную террасу, здороваемся с детишками и с Франсиско и проходим следом за ним внутрь лачуги. Там нет ничего того, что мы привыкли называть мебелью, если не считать сундука, стоящего в дальнем углу комнаты. На нем лежит груда тряпья. Видно, здесь спит кто-то из детей. Рядом прямо на полу лежит тощий матрас серый мешок, набитый соломой. Тут спят, как объяснила Мария, трое младших. Родители располагаются на ночь в гамаках, которые сейчас сняты и брошены на веранде.
Там же, на веранде стоит грубо сколоченная полка с посудой, три глиняные миски, кофейник и несколько чашек. На стене висит ружье и транзисторный приемник — два самых обязательных предмета для жителя Амазонии.
Еду Мария готовит на керосинке. Откуда берется керосин? Раз в два-три месяца она покупает его у араба Омара, который проезжает мимо со своим регатаном (так называют здесь лодку бродячего торговца). Омар снабжает всех Жителей этого района всем необходимым. Откуда берутся деньги? От продажи каучука хозяину, которому Шико несколько раз в год возит серые шары сырой резины. Омар и сам готов принимать в обмен на свои товары шары каучука, но это делать опасно: если узнает хозяин, Шико не сдобровать. Кстати, говорит Мария, угощая нас подогретым кофе, Шико именно сейчас собирается сделать обход своих деревьев. Он мог бы взять вас с собой, но вам нужно скоро возвращаться на судно, а Франсиско будет блуждать по лесу много часов. У него около шестидесяти деревьев. И разбросаны они далеко друг от друга.
