— У меня в доме вам будет комфортнее.
Его дом был действительно значительно богаче. А его родители недавно скопили достаточно денег для того, чтобы совершить хадж в Мекку. Поэтому все их теперь уважительно называют не просто по имени, а с приставкой хадж (или хаджа). Хотя в индонезийской деревне никого просто по имени не называют — для каждого есть свое обращение. Брат обращается к младшему брату не так, как к старшему, совсем иначе их называют сестры и родители. Есть свои слова и для уважительного обращения ко всем родственникам.
Утром на мотоциклах мы с Мухаммадом и его другом поехали купаться. До берега моря оказалось дальше, чем я предполагал. За первой грядой холмов обнаружилась вторая, за ней — третья. Но и после того, как мы выехали к берегу, сопровождавшие нас индонезийцы не бросились сразу же в воду, а долго везли нас вдоль абсолютно пустого пляжа. Такое поведение меня удивило.
— Мы могли бы купаться прямо там!
— Конечно! Но там… слишком много акул.
Вот те на! А ведь это было именно то место, на которое мы бы попали, если б вчерашним вечером любопытный крестьянин не пригласил нас к себе в деревню.
Христианский остров Флорес
Паром пришел в Лабуан-Баджо глубокой ночью. И первое, что мы увидели на этом крупнейшем в Индонезии христианском острове, — освещенную прожекторами мечеть!
В соседней церкви никаких признаков жизни не обнаружилось. Никто не среагировал даже на лай, поднятый бездомными собаками при нашем появлении. Стучаться в двери мы не стали, а легли досыпать в беседке — до утра оставалось всего пара часов.
Утром нас заметила монашка.
— Что же вы нас не разбудили? — удивилась она. — Давайте мы вас хоть завтраком угостим.
Оказалось, ночью мы попали в женский монастырь. Там всего четыре монахини. Хозяйством — садом, кукурузным полем, огородом, хлевом со скотиной — они доверили заниматься своим работникам-мужчинам. Причем все они были мусульмане.
На выезде из Лабуан-Баджо ни один микроавтобус не проезжал мимо без остановки. Но это все были маршрутные такси. Приходилось отказываться. Когда остановился очередной микроавтобус, я опять стал объяснять:
— Автостоп. Ноу мани!
— Садитесь, я уже заплатил за весь автобус, вы будете моими гостями, — пояснил пожилой мужчина в очках с золотой оправой.
Так мы познакомились с начальником отдела США и Канады индонезийского Министерства иностранных дел Берти Фернандесом, оказавшимся к тому же племянником уже знакомого нам пастора Джона из Сумбавы-Бесар.
— Я — один из немногих христиан среди индонезийских чиновников. Но даже среди чиновников-мусульман большинство является выпускниками католических школ. Считается, что именно там дают самое качественное образование. Большинство жителей Флореса — христиане. Но христианские верования здесь существуют одновременно с верой в духов. Ежегодно в церкви города Баджава совершается месса Маха Кудус, начинающаяся с ритуальной охоты на оленя, а заканчивающаяся религиозной процессией, в которой вслед за распятием следуют одетые в старинные доспехи воины.
Как раз на аналогичную языческую церемонию мы и попали в деревне Бунг. Вся деревня собралась поучаствовать в представлении или хотя бы поглазеть. Нас, как европейцев и, следовательно, дорогих гостей, усадили на самое почетное место — вместе со старейшинами. Танцевали только мужчины. Из одежды на них были лишь легкие доспехи: деревянные дубины, копья, покрытые толстой бычьей кожей щиты, а на головах повязаны белые полотенца с красными надписями… «Рибок», «Найк», «Адидас»… «Макдоналдс», правда, сюда еще не добрался, и в крытом соломой общинном доме праздничный обед готовили самым традиционным способом — в большом котле.
Охота на торговцев-отравителей
Дорога петляла по склонам пологих холмов, пересекала широкие рисовые поля, и как-то совершенно незаметно, добравшись до Рутенга, мы оказались на высоте 1100 метров над уровнем моря. В Рутенге Фернандес привез нас к офису автобусной компании — ее владелец тоже оказался его родственником — и купил билеты на автобус до Энде.
Рутенг — один из епископских центров острова. В 1913 г. здесь было создано представительство голландского Общества Божественного мира, а в 1932 г. построили католический собор. Его деревянное здание с облупившейся голубой краской и затянутыми паутиной окошками превратили в музей, посвященный первому епископу Рутенга — немецкому миссионеру Фон Беккуму. А немного поодаль, выше по склону горы, уже строится новый собор — в три раза больше старого и не из дерева, а из кирпича. Между двумя соборами стоят здания миссии. Там мы встретили Иеремию Беро — молодого монаха, только что закончившего семинарию и дожидающегося, пока его пошлют миссионером в Южную Америку.
— Большинство индонезийцев на Флоресе — христиане, но мусульмане здесь тоже есть. В последние годы правительство в Джакарте даже специально поощряет переселение сюда людей с «мусульманских» островов. В результате все чаще стали возникать христианско-мусульманские конфликты. Сейчас на Флоресе началась пандемия: в массовом количестве дохнут собаки, а их здесь едят. Народ почему-то решил, что все дело не в какой-нибудь неизвестной болезни, а исключительно в сознательном вредительстве. Якобы торговцы собачьим кормом — а все они, как назло, мусульмане — специально подмешивают в него отраву. Началась подлинная истерия, быстро переросшая в погромы и даже самосуд. Позавчера, например, в Рутенге произошел такой случай, — он показал нам местную газету на индонезийском языке. — Три торговца собачьим кормом, спасаясь от преследования разъяренной толпы, прибежали в полицию. Полицейские, надо отдать им должное, попытались их защитить. Они даже ранили несколько нападавших. Но что пятеро полицейских с пистолетами могли сделать против трехсот разъяренных христиан, размахивающих мачете. Пришлось им ретироваться, оставив торговцев на растерзание. Их тут же и порубили на части. Правительство срочно прислало сюда полицейских с Явы, а наших отстранили от работы. У них же у всех здесь семьи.
Места в автобусе нам достались в самом конце, прямо возле двери. Трясло на каждой кочке, а они там встречаются регулярно, чуть ли не через каждые пять метров.
В окно дуло. Ветер, по мере нашего подъема в горы и наступления темноты, становился все холоднее и холоднее, а вся теплая одежда осталась в рюкзаках. Их привязали на крышу вместе с мешками, баулами и корзинами. А вот пассажиры, которых мы подбирали по пути, тащили свой скарб прямо в салон, вскоре полностью завалив проход.
