Тело репортера не всплыло, зато венок почти сутки покачивался на воде, прибитый к берегу.
Полиция не придала ему значения. Но закулисный мир распознал в необычном венке знак страшной и неминуемой опасности.
О, что за гордый ум сражен! Вельможи,
Бойца, ученого — взор, меч, язык;
Цвет и надежда радостной державы,
Чекан изящества, зерцало вкуса,
Пример примерных — пал, пал до конца!
А я, всех женщин жальче и злосчастней,
Вкусившая от меда лирных клятв,
Смотрю, как этот мощный ум скрежещет,
Подобно треснувшим колоколам,
Как этот облик юности цветущей
Растерзан бредом; о, как сердцу снесть:
Видав былое, видеть то, что есть!..
«Нашел Офелию»
В середине XIX века в Соединенных Штатах Америки появилось немало своих драматургов. Но в репертуаре нью-йоркских театров сохранились и английские классики. В первую очередь — пьесы Шекспира.
В те времена, как и в других странах, американские актеры частенько заменяли свои настоящие имена на сценические. Так поступали те, кто считал свою фамилию неблагозвучной для театральных афиш, и те, кто хотел скрыть свое прошлое и происхождение. И выходцы из трущоб, и отпрыски аристократических родов, и дети из богатых семей поступали в театры под вымышленными именами.
В семидесятых годах XIX века в театр «Орион», расположенный на Манхэттене, явилась девушка лет восемнадцати. И речь, и движения, и одежда свидетельствовали о ее аристократическом происхождении.
Руководил тогда «Орионом» Джон Дэли — кузен известного американского переводчика и драматурга О. Дэли.
Девушка объяснила, что хочет стать актрисой, и попросила устроить ей просмотр. Восхищенный ее внешностью и манерами, руководитель театра тут же согласился. Он собирался ставить «Гамлета» и никак не мог подыскать достойную актрису на роль Офелии.
— Как вас зовут, дитя мое? — поинтересовался Дэли и вздрогнул от услышанного ответа.
— Зовите меня Офелией…
— Вы, наверное, наслышаны, что я ищу на эту роль актрису, и потому взяли себе такой псевдоним, — улыбнулся Джон. — Что ж, хвалю за находчивость…
— Нет-нет, я только сегодня прибыла в Нью-Йорк и пришла в первый попавшийся театр, — ответила девушка. — Так что о вашей постановке «Гамлета» даже не слышала.
Дэли развел руками:
— Ну, хорошо, вы захотели, чтобы Офелия стало вашим сценическим именем, но у вас же есть настоящее…
— У меня теперь только одно это имя, — перебила девушка.
С нетерпением она взглянула на режиссера:
— Приступим?
Не прошло и часа, как восторженный Дэли, не сдержав чувств, закричал на весь театр:
— Это она! Черт возьми, я нашел Офелию! Сам Шекспир зарыдал бы от умиления, увидев ее!
Соперница-подруга
Женский состав труппы не разделил восторга своего руководителя. Особенно недовольно посматривала на новенькую актрису любовница Джона Дэли — Андромеда. Так называлась она в афишах.
Андромеда сама метила на роль Офелии, но друг и руководитель вынес обидный для нее приговор:
— Не те годы, милая. Лет десять назад я отдал бы тебе эту роль не задумываясь. Что поделаешь? Такова наша театральная судьба. Смирись…
Андромеда сумела взять себя в руки и не стала показывать свое недоброжелательство к юной актрисе. Она даже принялась по-дружески опекать Офелию, помогать работать над ролью и осваиваться в Нью-Йорке.
Андромеда, как и многие в труппе, захотела узнать настоящее имя новой актрисы:
— Согласись, дорогая, на афише будет забавно читаться: «Роль Офелии исполняет Офелия»… Может, выступишь под своей фамилией?
Но девушка настояла, чтобы в афише было написано именно «Офелия». Свое происхождение и настоящее имя она так никому в театре и не открыла.
Незадолго до премьеры «Гамлета» Андромеда стала каждый день в разных вариациях пересказывать юной подружке закулисное предание о венке из пурпурных гвоздик. При этом она закатывала от страха глаза и уверяла, что такой венок — сигнал неминуемой беды.
Хоть и была Офелия увлечена своей новой работой и старалась ни на что не отвлекаться, каждодневные рассказы Андромеды прочно вошли в ее сознание.
Злополучный венок от неизвестного
Наконец наступил день премьеры. Нервы начинающей актрисы и так были на пределе, а тут еще — гневное письмо из дома. Офелия не могла понять, как ее нью-йоркский адрес узнал отец.
Глава семейства богатых плантаторов из Луизианы распекал в письме свою дочь. «Уйти в актрисы — величайший позор для нашего рода», — писал он.
В театр Офелия примчалась в слезах. На все вопросы, чем вызвано ее состояние, отвечала:
— Я просто волнуюсь. Боюсь забыть роль. Пустяки: сейчас все пройдет…
— Такое бывает, дитя мое, — успокаивала Андромеда. — Дебют на сцене, да еще в такой роли! Все будет хорошо…
За несколько минут перед поднятием занавеса каким-то образом через служебный вход театра прорвался посыльный. Откуда он — так потом никто и не вспомнил.
Посыльный поспешно сунул растерянной Офелии венок из пурпурных, с багровыми крапинками, гвоздик. Пробурчал скороговоркой:
— Это вам от поклонника… — и тут же исчез. Премьера началась. Дебютантке пора было выходить на сцену, а она не могла выпустить из рук венок от неизвестного поклонника.
Выручила Андромеда. Она выхватила у девушки цветы и по-матерински подтолкнула ее к сцене.
Свет рампы, одобрительный шепот зрителей на мгновение помогли дебютантке сосредоточиться на игре. Но едва она собралась произнести первые слова:
«— Я стражем сердца моего поставлю
Урок твой добрый. Только, милый брат,
Не будь как грешный пастырь, что другим
Указывает к небу путь тернистый…», —
как за кулисами кто-то громко охнул.
Офелия невольно повернулась на этот звук и в полумраке отчетливо увидела Андромеду. Опытная актриса держала в руках венок и нарочито выразительно смотрела то на девушку, то на цветы. Жалость и ужас во взгляде!..
Жалость и ужас…
Офелия отшатнулась и посмотрела в зал. Публика не могла понять, почему так затянулась пауза.
Девушка силилась, но не смогла произнести ни слова. Она слушала отчаянную, все более громкую, подсказку суфлера:
«А сам, беспечный и пустой гуляка,
Идет, цветущею тропой утех,
Забыв свои советы…», —
но не в силах была эти слова повторить за ним…
