Кот-спаситель
Появление известного, по закулисным преданиям, рокового венка едва не вызвало панику в творческом коллективе и отказ от спектакля «Призрак Розы».
Но тут раздался твердый голос одного из танцовщиков:
— Леди и джентльмены! Я знаю, что надо делать! Злая магия проклятого венка исчезает, если его уносит прочь… кот! Да-да, самый обыкновенный кот.
Обрадованные артисты поверили коллеге и тут же кинулись искать кота. Наконец схватили на улице первого попавшегося и надели ему на шею венок. А чтобы своенравное животное сразу не сбросило его, прикрепили к шерсти лейкопластырем.
Хвостатому уличному бродяге это не понравилось, и он тут же попытался задними лапами сорвать венок. Тогда на глазах изумленных прохожих вся театральная труппа начала топать, свистеть, хлопать в ладоши и орать что-то невразумительное.
Кот понял: с такими странными людьми лучше не связываться, и припустил прочь от театра. А артисты продолжали шуметь ему вдогонку. Проделывали они это с каким-то детским упоением и восторгом.
Что ж, подобное им позволено. Не будь они в душе детьми, не стали бы артистами.
А премьера спектакля «Призрак Розы» состоялась в положенный срок. И тысячи зрителей с восторгом приняли постановку, не догадываясь, какие страсти бушевали в «Балле Тиэтр» во время репетиций.
Растворил свое окно я, и влетел во глубь покоя
Статный, древний Ворон, шумом крыльев славя торжество,
Поклониться не хотел он; не колеблясь, полетел он,
Словно лорд иль леди, сел он, сел у входа моего,
Там, на белый бюст Паллады, сел у входа моего,
Сел, — и больше ничего.
Одинокий Ворон черный, сев на бюст, бросал, упорный,
Лишь два слова, словно душу вылил в них он навсегда.
Их твердя, он словно стынул, ни одним пером не двинул,
Наконец я птице кинул: «Раньше скрылись без следа
Все друзья; ты завтра сгинешь безнадежно!..» Он тогда
Каркнул: «Больше никогда!..»
Эдгар ПоПриятели с одного двора
Многие в Одессе недоумевали: что объединяет столь не похожих людей?
Все трое родились в одном дворике, неподалеку от «Старой биржи», в доме, где много лет находился подвальчик тети Фиры с грозным объявлением: «Господа уркаганы, ворованное не принимаем. Нам стыдно!»
Все трое, с возраста первой папиросы, были не в ладах с законом. Но разве этого достаточно, чтобы возникла такая дружба, как у Саньки Бристоля, Васьки Чумелого и Сереги Ворона, о которой знала вся Одесса?
Греческий дворик, в котором проходило их босоногое детство, подарил славному городу немало известных «марвихеров», «гопстопников», «скокарей». Так что друзьям с самого раннего возраста было с кого брать пример.
Отцы Ворона, Бристоля и Чумелого, знатные одесские рыбаки, надеялись, что сыновья пойдут по их стопам. Но пацаны приняли другое решение. Лет в десять они заявили: рыба тухнет быстро, а деньги — никогда… Будем добывать деньги!
У родителей Ворона нашлись кое-какие сбережения и состоятельные родственники, и они смогли отдать сына в гимназию. Проучился там Серега лет шесть. Вылетел оттуда за написание непристойных стихов.
Примерно год он менял одну работу за другой: конторщик, музыкант, переводчик, статист в драматической труппе, санитар. Наконец сказал себе: «Ша, Серега! Хватит бренчать медными грошами… Пора приниматься задело!»
Его друзья Бристоль и Чумелый были уже «пристроены». Санька «ходил» в учениках у известного медвежатника Маркизета. Васек, хоть взялся за менее престижное дело, но все же успешно гопстопничал с ланжеронскими пацанами.
Ворон оказался слишком артистичным и одухотворенным, чтобы мараться о сейфы с медвежатниками, как Бристоль, или грабить на улицах прохожих, как Чумелый.
Вызвал его на смотрины старый вор Тоболда и вынес приговор:
— Быть тебе, пацан, классным «чистяком с сиянием»…
На жаргоне того времени это означало: выпала Ворону судьба стать мошенником — очищать от избытка дорогих украшений и денег состоятельных граждан.
Неуемная страсть
После недолгого обучения в «зарешетчатом университете» приятели почти одновременно оказались на свободе. Хотя отсиживали по разным делам и по разным кичманам.
Дружба за время вынужденной разлуки только окрепла. Но они по-прежнему «правили» каждый свою «тропу». Словом, воровскую масть не меняли.
На удачу приятелям грех было жаловаться: фартило им и в делах, и с женщинами, и в игре. Картами они увлекались в меру, и азарт не затуманивал им мозги. Одежду с себя и последний рубль не проигрывали.
Единственная страсть, от которой они порой теряли голову, это — пари. Особенно безудержным спорщиком был Ворон. Держал он пари по любому поводу, причем на весьма крупные суммы: пойдет ли вечером дождь, вернется ли в Одессу в назначенный срок шаланда «Прекрасная Маркиза», после какой бутыли самогона свалится под стол Сенька Шеребей, с кем из своих любовников сбежит в Париж актриса Хвалынская, когда очистят дачу известного дирижера Прибика…
Завести на пари с крупной суммой Ворона мог любой и одним только словом: «Спорим!» Услышав заветное слово, он мгновенно шалел и соглашался на любое условие пари.
Была у закадычной троицы заветная мечта: отправиться в Америку. Но каждый из друзей по-своему познавал эту страну.
Ворон читал в подлиннике Уолта Уитмена, Эдгара По, Джеймса, Турже, Крейна.
А не знающий английского языка Бристоль увлекался переведенными на русский романами Фенимора Купера, Брета Гарта, Джека Лондона. Что же касается Чумелого, то он вообще не любил читать, зато с удовольствием слушал рассказы приятелей о таинственной заокеанской стране.
«Даешь Америку!»
Может, мечта криминальной троицы осталась бы неисполнимой, но однажды Ворон снова ввязался в спор. Схлестнулся он в булдыре «Шторми, море» со старым шнеерзоном Монечкой.
— Вам спорить со мной, Монечка, — заявил Серега, — все равно, что выдавать себя за честного, законопослушного шопенфиллера. В подобное ваше фуфло могла поверить только мадам Папаяни, и то лишь в первую неделю своего проживания в Одессе.
Несмотря на такие обидные слова, сбытчик фальшивых драгоценностей — шнеерзон Монечка, любивший выдавать себя за солидного ювелира, все же предложил Ворону пари на большую сумму денег.
А спор в «Шторми, море» начался с заявления Сереги, что при желании он сможет продать фраерам и Одесскую обсерваторию, и Потемкинскую лестницу, и даже статую Свободы в Нью-Йорке.