В этот момент Ляшеналь кричит:
– На помощь! На помощь!..
Он явно не понимает, что делает. А может быть, понимает? Ведь он один может сейчас видеть лагерь II, Может быть, его призывы будут услышаны.
Это крики отчаяния, они трагически напоминают мне сигналы бедствия, подаваемые в массиве Монблана альпинистами, которых я некогда пытался спасти. Теперь наша очередь… Я чувствую это очень остро: да, мы действительно терпим бедствие.
Я присоединяю свой голос:
– Раз… два… три… На помощь!
– Раз… два… три… На помощь!
Мы стараемся кричать хором, но тщетно, вряд ли наши крики слышны больше чем на несколько метров. С моих губ срывается скорее шепот, чем крик.
Террай требует, чтобы я надел ботинки. Но руки окаменели, я не в состоянии это сделать. Ничего не видя, Ребюффа и Террай вряд ли смогут мне помочь. Я говорю Ляшеналю:
– Помоги мне надеть ботинки.
– Ты что, спятил? Надо спускаться!..
Он устремляется по неправильному пути прямо вниз. Я не чувствую ни малейшей обиды. Происшедшие события и высота сильно повлияли на его разум.
Террай решительно хватает нож, ощупывает своими окаменевшими пальцами ботинки и разрезает верх. Теперь их можно надеть. Приходится делать несколько попыток, так как задача не из легких. Вскоре я впадаю в уныние. Зачем мучиться, раз все равно мне суждено здесь остаться? Но Террай тянет вовсю. В конце концов он добивается успеха. Он зашнуровывает эти громадные ботинки, пропуская крючки. Я готов. Но как я смогу идти, если ни ноги, ни руки не гнутся?
– Налево, Лионель!
– Не болтай вздора, Морис, – говорит Ляшеналь, – надо идти направо и прямо вниз!
Террай озадачен этими противоречивыми указаниями. Он не смирился, как я, он продолжает бороться, но что можно сделать в такую минуту? Трое товарищей спорят о правильном пути.
Я сижу на снегу. Мало-помалу сознание затуманивается. Зачем сопротивляться? Будь что будет! В мозгу возникают видения: тенистые склоны, мирные тропинки… запах смо лы… Как хорошо! Я умираю в своих горах… Я ничего не чувствую, все во мне замерзло…
– А-а!..А-а!..
Что это? Предсмертный хрип?.. Или призыв?
Я собираю все силы, чтобы крикнуть: "Сюда идут!.."
Остальные меня услышали, они кричат от радости.
Сказочное явление! Шац!.. Это Шац!
В двухстах метрах от нас, погружаясь по пояс в свежий снег, Марсель Шац, как корабль, плывет по склону.
Изумительное видение неотразимо сильного и могучего спасителя! Я жду от него всего. Я перенес глубочайшее потрясение. Я был уже в объятиях смерти, я отдался ей. Теперь я возвращаюсь к жизни, я хочу жить! Во мне происходит резкий перелом… Нет, не все еще потеряно!
Он приближается… Мой взор прикован к нему… двадцать метров… десять метров… Он идет ко мне… Зачем? Он молча нагибается, прижимает меня к своей груди, целует… Его горячее дыхание меня оживляет…
Я не могу сделать ни одного движения: я как мрамор! Сердце рвется от волнения.
Глаза остаются сухими.
– То, что вы сделали, прекрасно! – говорит Шац.
Я то прихожу в себя, то теряю сознание. У меня странное ощущение, как будто глаза стали стеклянными. С материнской заботливостью Шац привязывает меня к своей веревке. Мои товарищи кричат от радости. Безоблачное небо глубоко синего, характерного для больших высот цвета, столь темное, что почти видны звезды. Мы купаемся в жарких лучах солнца. Шац обращается ко мне:
– Морис, голубчик, пошли потихоньку!
Голос проникнут нежностью. Я с благодарностью повинуюсь. С его помощью мне удается подняться и как-то удерживать равновесие. Двигаясь вперед, Шац тихонько тянет меня за собой. У меня такое чувство, как будто я вхожу в соприкосновение со снегом через посредство двух посторонних предметов, твердых, прямых, как ходули: это мои ноги…
Остальных я уже не вижу, а обернуться боюсь, чтобы не потерять равновесия.
Блеск снега ослепляет. Мы не проходим и двухсот метров, когда, обогнув ледяную стену, наталкиваемся на палатку. Мы ночевали в двухстах метрах от лагеря!
Кузи поднимается при нашем появлении. Не говоря ни слова, он сжимает меня в объятиях и целует. Террай бросается в палатку снять ботинки. У него тоже немного обморожены пальцы на ногах. Он немилосердно их трет и хлещет.
Во мне оживает воля к жизни. Стараюсь трезво оценить положение. У нас немного ресурсов, нужно суметь их использовать. Единственное спасение – это Удо. Он один сможет спасти наши руки и ноги. Я с восторгом принимаю предложение Шаца: немедленно спускаться в нижний лагерь IV, вновь установленный шерпами.
Террай хочет остаться в палатке. С энергией отчаяния он колотит по ступням и кричит:
– Приходите за мной завтра. Я хочу быть целым или мертвым!
У Ребюффа ноги также поморожены, но он предпочитает немедленно спускаться и скорее добраться до Удо. Вместе с Кузи и Ляшеналем он начинает спуск. Шац продолжает меня опекать, за что я ему глубоко благодарен. Он берется за веревку и дружески подталкивает меня вперед.
Сразу идет очень крутой склон. Тонкий слой снега на льду наполовину растаял и совершенно не держит. Я часто срываюсь, но каждый раз Шац задерживает меня на натянутой веревке.
Ниже на склоне виден широкий след. Видимо, отсюда наши товарищи просто съехали к нижнему лагерю IV, вызвав лавину, очистившую склон. Это усложняет и без того нелегкий спуск.
В лагере ко мне сразу же подходят шерпы, занимавшиеся раскапыванием заваленных лавиной палаток. В их взглядах
столько доброты и сочувствия, что я впервые осознаю, насколько печально мое положение. В углу Ляшеналь растирает свои ноги, а Панзи время от времени ободряет его, уверяя, что доктор-сагиб его вылечит.
Я тороплю людей, главная цель – быстрейший спуск. Наплевать на снаряжение, нужно покинуть вершину до следующей атаки муссона.
Судьбу пострадавших решают считанные часы. Ляшеналя, Ребюффа и меня необходимо сопровождать, и для этой цели я выбираю Айлу и Саркэ. Стараюсь объяснить шерпам, что они должны страховать меня на очень короткой веревке. Ляшеналь и Ребюффа, не знаю почему, связываться не хотят.
Пока мы спускаемся, Шац вместе с Анг-Таркэ и Панзи идет вверх за Терраем. Шац молодец! Никто другой не способен проявить ни малейшей инициативы.
После трудного подъема он добирается до Террая.
– Можешь собираться, через некоторое время пойдем, – говорит он.
– Ноги начинают отходить, – отвечает Террай, настроенный теперь более мирно.
– Я пройдусь к трещине… Морис не нашел аппарата… а там все высотные снимки!..
Террай не отвечает, он плохо соображает. Лишь через несколько дней мы оценим героизм Шаца. Он долго копается в снегу на дне пещеры. Террай начинает беспокоиться… Наконец Шац возвращается, неся фотоаппарат с пленкой, снятой на вершине. Он нашел также мой ледоруб и другие вещи. Однако киноаппарата он так и не откопал. Таким образом, фильм заканчивается кадрами, снятыми на высоте 7000 метров.
