— Все-таки в зеленом цвете больше радости; вот посмотрите, сколько ее здесь, в отделении для малахита.
…Перед нами лежали небольшие угловатые глыбы шелковисто-зеленого малахита из меднорудных месторождений Северного Урала. По яркому то густому, то бледно-зеленому фону струилась волна отливающего шелком рисунка. Смотришь и не веришь в каменность этого камня! Мягкие переливы цвета и рисунка скорее напоминают драгоценную, сотканную руками человека парчу…
— Когда-то мы заслужили громкую славу мозаичными изделиями из малахита, — начал инженер. — Наши умельцы пилили камень на тонкие маленькие плитки и склеивали из них непрерывно вьющийся узор на поверхности больших колонн, ваз или столешниц. Иностранцы назвали этот остроумный способ русской мозаикой.
— Вот лучшее доказательство превосходства искусства над природой! — заметил член комиссии с бородкой. — Разве она в состоянии создать столь изысканный рисунок на такой громадной поверхности?
— Конечно, в природе нет подобных монолитов малахита, — возразил Владимир Ильич, — но ведь и мы в этом случае развиваем в едином рисунке лишь то, что она нам дала! Кстати, если говорить о радостном зеленом цвете, то вот где его надо искать, смотрите!
Он показал на следующий отсек, где висела скромная табличка с надписью: «Нефрит».
Здесь высокой грудой были навалены бесформенные глыбы и округлые валуны одного из самых интересных в истории человечества камней.
Владимир Ильич прав. Кричащее богатство в расцветке и узоре малахита отступило перед сдержанным благородством и задумчивой красотой нефрита. Отполированные водой гальки и матовые распилы глыб отливали бесконечно разнообразными зелеными оттенками. Тут и нежно-зеленые, как травка на весеннем лугу, и черно-зеленые, как заснеженный еловый бор, и все промежуточные тона камня — от цвета незрелой антоновки через чистый изумрудно-зеленый к голубовато-зеленому, как осенняя вода в горных потоках, или буровато-зеленому, как увядающие листья орешника.
— А ведь здесь только наш саянский нефрит. В Китае особенно ценился молочно-белый и сероватый нефрит «цвета плевка». С изделиями из такого камня связаны древние предания и таинственные поверья. Его стоимость была баснословной!
В этот момент мое внимание привлекла лежавшая поверх кучи небольшая галька травянисто-зеленого нефрита. Величиной и формой она напоминала большой пузатый огурец. Великолепно отшлифованный рекой камень тускло мерцал почти на уровне моих глаз глубоким внутренним светом. На чистом и веселом зеленом фоне были разбросаны редкие кроваво-красные пятнышки и тоненькие жилки. Никогда ничего подобного по красоте и притягательности я еще не видывал. Совершенство цвета и формы было столь велико, что я не мог противиться и, протянув руку, осторожно погладил выступавшую округлость гальки. Бархатисто-гладкая поверхность зеленого камня рождала ощущение столь нежной свежести, что невольно возникала мысль о лесной прохладе.
Меня охватило страшное искушение.
— Наши запасы нефрита, — слушал я краем уха пояснения инженера, — почти не пополнялись с середины прошлого века. Все, что вы видите, собрано трудами и упорством одного из пионеров цветного камня Сибири, уральского инженера Пермикина. С опасностью для жизни он не раз пробирался с горсткой рабочих в дебри Саян и собирал в бассейне реки Онот валуны нефрита.
Я уже взял гальку. Ее живая тяжесть оттягивала и холодила мне руку.
— В конце концов ему удалось найти и коренное месторождение камня, который ценился в те времена на вес серебра.
Я горел как в огне. Кровь шумными волнами билась в жилах. Мне казалось, что все видят мое смятение. «Или сейчас или никогда», — кипели мысли. Тяжесть камня становилась все ощутительней.
— Хотя саянские месторождения дают нефрит лишь зеленого цвета, — услышал я голос Владимира Ильича, — но зато почти нигде не встречается такой богатой гаммы оттенков. Смотрите, какой замечательный образец!
С этими словами он протянул руку и взял у меня из рук мою гальку.
Я оторопел… но почувствовал огромное облегчение. Затем оно сменилось досадой. «Трус! Упустил единственную возможность! — думал я в сердцах. — Глупая интеллигентская нерешительность! Никто никогда не считал присвоение минералов банальной кражей. Даже самые выдающиеся минералоги не страдали особой щепетильностью в этом вопросе!»
Тут услужливая память напомнила мне о Кокшарове. Известный академик и крупный минералог XIX столетия был не очень разборчив в отношении права собственности на минералы. В результате частные коллекционеры, которых в то время было очень много, зорко следили за тем, чтобы какой-либо из образцов не перешел в карман его высокопревосходительства!
Досадуя на себя, я уже почти не следил за дальнейшим и меланхолично брел в хвосте нашей небольшой группы, рассеянно смотря по сторонам.
Лишь когда мы оказались в отделении сиявшего синевой лазурита, я пришел в себя и вместе с другими остановился в восхищении. Здесь был глубокий, как вечернее мартовское небо, афганский лазурит со звездами из золотистых кристалликов пирита. Когда-то, может при Екатерине, его везли в Северную Пальмиру на берега Невы длинными и трудными путями, которые начинались на вьючных тропах Бадахшана.
Тут же в большой куче хранились запасы лазуритового камня с реки Слюдянки в Прибайкалье. Меньшая интенсивность синего цвета и обилие светлых пятен снижают его коммерческую цену, но, впрочем, не делают менее прекрасным. Скорее наоборот, некоторое отступление от безукоризненности, которой наделен всякий идеал, и в частности беспорочно синий лазурит Бадахшана, придает сибирскому камню особую прелесть. Пускай небо в лазурите с Байкала кое-где прикрыто стадами белых облаков — оно, это русское небо, выглядит скромнее, но потому и привлекательнее безоблачного бездонного неба афганской лазури.
Вдруг меня точно толкнуло. Я замер. А потом, оглядевшись, быстро отошел от нашей группы, поднял откатившийся от кучи небольшой угловатый кусочек слюдянского лазурита и, даже не посмотрев на него, сунул в карман. Бешено запрыгавшее сердце чуть не выскочило у меня из груди. Ужас при мысли, что меня могли заметить, мешался с восторгом. Я искупил родившееся во мне у склада с нефритом малодушие!
Ясно, что в моем поступке больше всего мальчишеской бравады. Тем не менее дело сделано; украденный кусок лазурита тянет карман, и я чувствую себя наполовину вором, наполовину героем!
Разумеется, мне отнюдь не хочется утаивать происшедшее. Наоборот, я с нетерпением жду конца ставшего вдруг нестерпимо длинным дня.
