После длительных расспросов выяснилось, что верблюдов забрали на войну, что в этом году здесь бескормица и засуха и племена сомали перекочевали со своими верблюдами в английскую зону, а англичане выставили по границе пикеты и следят, чтобы никто не перегонял верблюдов обратно.
Пришлось обратиться к французским властям. Верблюды все-таки нашлись, и через два дня багаж отряда был отправлен в Джильдессу — эфиопский пограничный город по дороге в Харар.
Основная же часть отряда вынуждена была остаться в Джибути. Нарочный, посланный французскими властями в Харар, принес неутешительное известие мулов в Хараре нет — они все взяты на войну, и вообще без разрешения высших властей в Энтото харарские власти не желают ничего предпринимать.
Что было делать? Ведь переписка с властями в Энтото, даже при благоприятном ее исходе, обрекала русский отряд на двухмесячное сидение в Джибути.
У русских был один выход послать в Харар своего курьера, который смог бы там, без сношения с Энтото, достать мулов. Выполнить столь трудное и полное опасностей поручение вызвался Александр Ксаверьевич Булатович.
Вся немногочисленная джибутийекая колония была взволнована предстоящим событием. Высказывались самые разные соображения относительно исхода столь необычайного для европейца путешествия.
Булатовичу предстояло преодолеть триста семьдесят километров до Харара на почтовом верблюде. Незнание языка и местных условий, непривычный для европейца способ передвижения, резкая перемена климата — все это давало поводы для сомнений в благополучном исходе путешествия.
21 апреля предложение Булатовича было окончательно принято. В тот же день вечером он должен был присоединиться к двум почтовым курьерам, отправлявшимся в Харар. Времени на подготовку не было. Ему удалось лишь собрать кое-какие сведения о пути и поупражняться в езде на верблюде.
На трех верблюдов погрузили самое необходимое запасы еды, которые давали возможность лишь поддерживать силы в течение короткого срока, один мех воды, оружие, одежду. Даже малейшая задержка в пути могла стать роковой, так как местность, по которой предстояло ехать Александру Ксаверьевичу, не была населена.
Почтовые курьеры обычно отправлялись в дорогу вечером, чтобы до восхода солнца, пока не так жарко, проехать как можно больше.
Было уже совсем темно — ночи стояли безлунные, — когда к крыльцу подвели верблюдов. В знак уважения к первому европейцу, решившему соперничать с профессиональными курьерами, верблюд, на котором ехал Булатович, был украшен, а седло покрыто куском трехцветной материи.
Езда на верблюде утомительна и неприятна. Двойная качка — вперед-назад и из стороны в сторону — подобна качке на море. Уже часа через два к горлу начинает подступать тошнота…
От Джибути до Баяде, на протяжении пятидесяти километров, французы проложили дорогу. Впрочем, все ее устройство заключалось в том, что были убраны камни да засыпаны рытвины. Дорога все время идет вверх, па горизонте вырастают горные вершины. Очертания гор причудливы, фантастичны, а вокруг — унылая, мертвая пустыня. Солнце сожгло все живое, и пейзаж окрашен лишь в два тона — желтый и черно-коричневый. Вот между камней пригнулась к самой земле мимоза. Ее серые ветви без листьев сплошь усеяны колючками.
Около восьми утра показался Баяде. Это глубокое ущелье, на дне которого среди скал стоит французская караулка с трехцветным флагом. Когда-то здесь проходила граница влияния французов, но теперь граница эта — по крайней мере на карте — отодвинута на запад. И караулка с двумя сторожами бесполезна. Но в ней можно укрыться от зноя.
Через полтора часа снова тронулись в путь. Хорошо бы к ночи добраться до Дагаго — и тоща большая часть пути была бы позади. Но продвигаться вперед все труднее и труднее — солнце даже сквозь зонтик обжигает лицо, руки. Верблюды тоже изнемогают от жары…
Едущий сзади проводник Сайд все время почему-то отстает, а затем и вовсе исчезает из виду. Приходится остановиться, но ожидание напрасно Сайд не появляется. Араб Гай озабоченно качает головой: «Сайд — нет. Сайд — в Судан».
Сайд, конечно же, знает в этой пустыне все дороги и вполне может уйти. Без него продвижение вперед невозможно, так как на его верблюде навьючена провизия, да к тому же у Сайда все деньги.
Булатович поворачивает верблюда назад и, позабыв об усталости, гонит его рысью.
Минут через десять он видит вдали Сайда, который бредет навстречу, таща за; собой верблюда. Оказалось, что верблюд, не выдержав рыси, лег на дороге. Пришлось всем перейти на шаг. Добраться к ночи до Дагаго не осталось никакой надежды.
Остановились в урочище Аджин. Проводники наполнили меха водой. Развести огонь они не позволили оказывается, сюда нередко забредают кочевники-сомали, которые не гнушаются грабежей и убийств. Пришлось обойтись глотком нагретого на солнце коньяка и разведенным в сырой воде какао.
Солнце уже зашло, стало прохладнее. И снова в путь. Снова непроглядная тьма ночи, в которой непонятно как проводники отыскивают дорогу.
Утром глазу опять предстала ровная, бесконечная терраса, на которой возвышались высокие и узкие, как минареты, термитники. Зной стал еще нестерпимее — море было уже далеко, а горы еще недостаточно высоки.
В четыре часа дня, после ста верст пути, проделанных за двадцать часов без единой остановки, Булатович и его спутники прибыли в урочище Дагаго.
С трудам слез Булатович с верблюда, снял с него седло и вьюк — и в изнеможении повалился на землю. Минут через десять, собрав всю свою волю, он заставил себя подняться, развел огонь и приготовил какао с коньяком. Силы постепенно возвратились к нему.
Через два часа начался следующий переход. Теперь горы стали выше, а пейзаж разнообразнее и интереснее. Птицы — цесарки, куропатки, дрофы — вылетают прямо из-под ног верблюдов. В зеленых зарослях мелькают разноцветные попугаи и колибри, а в небе неподвижно парят белоснежные соколы. Иногда попадаются стада антилоп, диких кабанов или зебр. С отрывистым лаем прыгают с дерева на дерево лохматые павианы.
Вскоре стали попадаться круглые, крытые соломой хижины, окруженные плетнем из колючих веток мимозы.
Вечером, когда солнце уже скрылось за перевалом, подъехали к Джильдессе. Джильдесса — ворота Эфиопии. Здесь сходятся караванные пути, ведущие от побережья. Тут расположен гарнизон, есть и таможня, где взимаются чрезвычайно высокие пошлины на ввозимые и вывозимые товары. Пограничной стражи, однако, нет, да она и не нужна местный обычай более надежен, чем правительственный указ. Право перевоза товаров принадлежит племени, по земле которого проходит караванная дорога. Поэтому караваны сомалийских верблюдов из Джибути могут идти только до Джильдессы, где поклажа непременно должна перегружаться на галласских верблюдов, идущих до Харара.
