— Устроим, папа, солончаки! — вскричали дети, прыгая с радости при одной мысли, что им можно будет приманить оленей, коз, газелей, буйволов и прочих.
— Если мысль вам так нравится, друзья мои, то я охотно приведу ее в исполнение. Из фарфоровой глины и соли можно изготовить отличную приманку. Итак, запасемся снова глиной, но при этом за один поход захватим и бамбуковых стеблей, которые необходимы мне для выполнения одного замышленного мною дела.
Дети переглянулись в недоумении.
— Папа, — сказал Фриц, — уже давно братья и я задумали другой поход. Нам хотелось бы побывать на ферме и Проспект-Гилле и осмотреться по сторонам дороги. Позволишь ли ты нам это?
Все взоры устремились на меня.
— Если вы так сильно желаете этого, дорогие мои, то дело можно устроить. Притом же мы уже давно не бывали там, и обзаведение наше нуждается в присмотре.
— Отправимся, отправимся! — восклицали дети.
— В таком случае, — сказал Фриц, — я приготовлю на дорогу пеммикана, если мама согласиться дать мне несколько кусков медвежатины.
— Пеммикана? Это что за кушанье дикарей? — спросила жена.
— Мама, — ответил Фриц, — это мясо медведя или косули, рубленное, толченое и сжатое, которое канадские торговцы мехами берут в свои дальние путешествия между индейскими племенами. Пища это почти не занимает места, хотя очень питательна. И так как, мама, мы порешили предпринять продолжительное путешествие, то мы и обратим наш запас медвежатины в пеммикан.
Хотя мать менее, чем когда-либо, относилась сочувственно к предприятиям, разлучавшим ее с детьми и мужем, однако она по обыкновению уступила нашим просьбам и представлениям о необходимости этого похода, и помогла Фрицу в изготовлении «кушанья дикарей». Между тем остальные дети приводили в порядок свои охотничьи доспехи, и, следя за их хлопотами, я убедился, что они намерены продолжать этот поход, которому, по-видимому, придавали большую цену. Старые сани, которые дети, при помощи двух колес, обратили в тележку, были нагружены мешками, корзинами, а равно палаткой и кайяком. Кроме того, Жак, надеясь, что его действия не будут замечены, присоединил к запасу пеммикана, уже и без того слишком изобильному, несколько голубей, — как я думал, с целью поразнообразить будущий стол, грозивший состоять из одной толченой медвежатины. Я притворился, что не замечаю этих маленьких хитростей, и торопил с отъездом.
XXXV. Отъезд на ферму. Гиена. Голубь-почтальон. Письмо Фрица. Черные лебеди. Царская цапля. Тапир. Журавли. Райская птица. Восстание обезьян. Подавление его. Опустошения, производимые слонами
В назначенное утро, когда я предложил жене участвовать в нашем походе, она, против моего ожидания, объявила, что останется дома, нуждаясь в отдыхе. Эрнест, после неоднократных совещаний с Жаком и Фрицем, также выразил желание остаться. Видя такое изменение нашего предположения, я решился отпустить троих детей одних и воспользоваться их отсутствием, чтобы устроить тиски для сахарного тростника.
Наши три охотника простились с нами и радостно отправились, напутствуемые множеством советов, предостережений, просьб и молитвами.
Я не стану вдаваться в подробности по устройству тисков для сахарного тростника, которые не отличались существенно от настоящей сахарной мельницы. Я предпочитаю этот сухой рассказ более интересному, который я услышал из уст наших искателей приключений, когда они, по прошествии нескольких дней, возвратились домой.
Быстро двигаясь, они скоро достигли окрестности фермы, на которой хотели пробыть этот день и следующий. Приблизившись к самой ферме, они услышали человеческий хохот, который сильно испугал и их самих, и быков, и собак. Жаков страус, весьма впечатлительный от природы, обратился в бегство, унося своего всадника по направлению к ручью. Между тем хохот, встревоживший весь караван, повторялся, быки показывали намерение повернуть назад, да и пораженные ужасом собаки, вероятно, последовали бы за ними. И потому Фриц и Франсуа спустились с седел, чтобы исследовать причину этого ужаса; и между тем как Фриц старался успокоить быков, Франсуа осторожно крался между деревьями, единственно с целью наблюдения, потому что Фриц велел ему, при виде какой-либо опасности, тотчас же отступить.
Маленький Франсуа, хотя и сильно встревоженный слышавшимся еще по временам неприятным хохотом, продолжал красться между деревьями, тихо зовя за собой собак, которые, по-видимому, следовали очень неохотно. По прошествии некоторого времени Франсуа осторожно отстранил куст и увидел пред собой, шагах в восьмидесяти огромную гиену, готовившуюся пожирать загрызенного ею барана. Заметив маленького охотника, гиена в четвертый или пятый раз издала слышанный детьми хохот и, однако, не отходила от добычи. Тогда Франсуа, хотя и понимал опасность своего положения, пустил в отвратительное животное пулю, которая раздробила зверю одну из передних лап и в то же время нанесла ему довольно значительную рану в грудь.
Фриц, с большим трудом успокоив быков и привязав их к двум ближним деревьям, побежал на помощь брату, который, к счастью, уже не нуждался в ней. Обе собаки, которые от непонятной трусости перешли в крайнюю ярость, с остервенением ринулись на врага. Фриц не решился стрелять из боязни ранить которую-либо из собак, которые, впрочем, не замедлили одолеть гиену. Их нужно было оторвать от ее трупа, которому они продолжали угрожать, подняв губу, оскалив зубы, ощетинившись и сверкая глазами.
Несколько минут спустя подъехал и Жак; когда встревоживший животных неприятный хохот смолк, страус успокоился и подчинился своему ездоку.
Мальчики перевезли свою добычу на ферму, чтобы снять шкуру со зверя во время своего пребывания здесь.
В это время мы, оставшиеся в пещере, сидели, после денных трудов, под листвой деревьев и беседовали о наших трех охотниках. Мать по временам высказывала некоторые опасения; я же выспрашивал Эрнеста насчет таинственных намерений, которые, как мне казалось, были обсуждаемы братьями при их отъезде. Но Эрнест отвечал загадочно. Под конец ужина он сказал:
— Успокойся, милая мама; успокойся и ты, папа. Я надеюсь сообщить вам завтра самые благоприятные вести о наших путешественниках.
— Это каким образом? Разве ты намерен отправиться к ним? Это нарушило бы мои расчеты, потому что я хотел и завтра воспользоваться твоим трудом.
— Я не уйду отсюда, папа, и тем не менее обещаю тебе назавтра вести о братьях. Кто знает? может быть я увижу во сне, где они и что делают.
— Смотри! — воскликнул я, прерывая мечтателя, — вот поздний гость влетел в голубятню. За темнотой я не разглядел, один ли это из наших голубей или чужой забрался к ним.
