— Уфф! Что же теперь делать! — выкрикнул он.
Я проследил за направлением его взгляда, обращенного в сторону лагеря, и увидел, что там встал один из воинов-юма и осмотрелся вокруг. Он не заметил лошадей в том месте, где они должны были пастись, а увидел их много дальше. Он наверняка заметил также и наших лошадей. Хотя они стояли отдельно, образуя правильный полукруг, ему это не показалось подозрительным — нет, он посчитал их также за скакунов своего племени и никого не разбудил, а вышел из лагеря, направляясь туда, где в этот момент оказался большой табун. Он посчитал, что оба часовых находятся при табуне, и хотел упрекнуть их за небрежность.
— Он погибнет! — вырвалось у вождя. — Сейчас раздастся выстрел, и воин упадет!
— Нет, — возразил я вождю. — Его не убьют.
— Так ты думаешь, что ему дадут вырваться наружу, через кольцо оцепления?
— Его возьмут в плен, точно так же, как я захватил тебя самого.
— Но он будет защищаться и поднимет шум!
— Ничего у него не выйдет. Ты же знаешь, где стоит Виннету. Юма, если он будет идти в том же направлении, что и прежде, то пройдет близко от него, и апач схватит его так же, как я поступил с тобой. Смотри!
Все случилось так, как я предсказывал. Юма беззаботно шел вперед. Потом мы увидели, как за ним с быстротой молнии вынырнул апач; столь же мгновенно оба исчезли. Их скрывала трава, где мы не могли их видеть. Но короткое время спустя Виннету снова поднялся, он схватил пленника и исчез с ним за деревьями.
— Он… он его одолел! — выдавил из себя Большой Рот.
— И притом в полной тишине, так что твои люди ничего и не заметили! Ты видишь, как у нас все отлажено. И тем не менее я был бы рад, если бы твой воин успел поднять шум.
— Почему?
— Потому что тогда мы бы все уже могли решить. Зачем нам долгое ожидание? Я бы дал сигнал к атаке.
И тут я поднес два пальца ко рту, словно хотел свистнуть. Тогда вождь юма быстро, так быстро, как только мог, заговорил:
— Стой! Не делай этою! Подожди еще немного!
— С чего это? Вам ведь не избежать своей судьбы.
— А вдруг? Ты сам говорил об этом, когда мы ехали к мимбренхо.
— Что-то не припомню.
Конечно, я сказал это только для того, чтобы вождь еще больше разволновался. Он же с настоятельной просьбой в голосе продолжал:
— Ты не мог этого забыть, ты должен был помнить об этом!
— И что же я тогда сказал?
— Ты потребовал от меня быть правдивым!
— Правдивым? Ах, вот что! Но когда я, наконец, доберусь до правды, это не сможет никого спасти, потому что ты не хочешь выполнить то, что я тебе предложил.
— А что это такое?
— Призвать своих воинов сложить оружие и сдаться.
Он пристыженно посмотрел в землю. Я умышленно загонял его в тупик, добавив:
— Тебе же говорили достаточно ясно, что на рассвете ты должен быть готов к этому, но ты нас высмеял. Утро еще не занялось, а ты уже изменил свое мнение. Поэтому я могу рассчитывать и на другие перемены — я тебе не верю. Я полагаю, что за твоими словами скрывается какая-то хитрость, и дам сигнал: пусть начнется бой.
— Подожди, хоть немного еще подожди, послушай, что я скажу тебе!
— Говори, но только быстрее! У меня нет желания бесполезно тратить с тобой время.
— Есть ли гарантия, что вы пощадите моих воинов, когда они сложат оружие, и смогут ли они снова получить свободу?
— Скажу прямо: такая возможность есть.
— А мне тоже сохранят жизнь и выпустят на свободу?
— Это гораздо труднее. Твои люди менее виновны, чем ты. Твои злодеяния так велики, что для твоего спасения должно произойти нечто чрезвычайное. К тому же Сильный Бизон не помилует тебя ни в коем случае, ни при каких условиях. К нему ты можешь просто не обращаться.
— А к тебе и Виннету?
— Ну, это надо подумать. Возможно, что-то получится.
— Возможно, всегда — только возможно! Кончай скорее, перестань меня томить! Если ты произносишь слово «возможно», то должен и думать об этой возможности!
— Это, конечно, верно. Я хотел бы знать всю правду, всю подноготную о твоих связях с теми бледнолицыми, которых зовут Мелтоном и Уэллером, о том, почему по их желанию ты совершил нападение на асиенду Арройо, о том, какие намерения у них относительно белых переселенцев. Готов ли ты все это мне рассказать?
— А ты готов спасти меня за мои откровения?
— Если это будет в моих силах, то да.
— Тогда я расскажу тебе все, что ты хочешь знать.
— Хорошо! Стало быть, я стану задавать тебе вопросы, на которые ты будешь отвечать в строгом соответствии с истиной, а потом…
— Не сейчас, не сейчас! — живо прервал он меня. — Теперь для этого нет времени. Если проснется еще кто-нибудь из моих воинов, то вряд ли он поведет себя так же спокойно. Если он поднимет шум, то проснутся остальные, а тогда ваши воины начнут в них стрелять.
— Пожалуй, это верно!
— А если мимбренхо увидят кровь, то будет намного труднее, чем сейчас, спасти нас, если это вообще окажется возможным!
— В этом я тоже убежден, — хладнокровно заметил я.
— Поэтому торопись! Прежде всего постарайся предотвратить кровопролитие! Потом я тебе все расскажу. Клянусь тебе!
— Твоей клятве я поверю только в том случае, если ты подтвердишь ее трубкой мира.
— Но у нас на это нет времени! Трубку мира мы можем раскурить позже!
— Вполне возможно, но сейчас я могу лишь с большим трудом тебе поверить. Подумай, как тяжело мне будет добиться твоего освобождения, когда Сильный Бизон станет противиться этому изо всех сил!
— А ему и знать не надо, что ты ночью развяжешь нам путы.
— Хм! Может быть, так я и сделаю, потому что, будучи христианином, чувствую глубокое отвращение к смерти даже самого злостного своего врага.
— Тогда поспеши, не заставляй меня больше ждать! Не надо больше слов! Поторопись.
Он оказался куда более торопливым, чем я это предполагал; пришлось несколько сдержать его порыв:
— Но прежде я должен совершенно определенно знать, на что мне можно рассчитывать. Ты хочешь, чтобы я тайно выпустил тебя и твоих людей, а за это обещаешь, что они сдадутся потом добровольно? Правильно ли я тебя понял?
— Ну, ясное дело!
— Ты еще должен рассказать мне возможно подробнее всю правду о тех двух бледнолицых, чтобы я смог разобраться во всех их планах?
— Да, клянусь тебе в этом! Однако я хочу, чтобы и ты сдержал свое слово! Ты в самом деле освободишь нас?
— Я всегда держу слово.
— Тогда мы договорились, и теперь ты можешь прямо приступить к действиям, чтобы предотвратить убийство моих воинов.
