— Сочту за честь, милорд. — Хорнблауэр поклонился, но Буш заметил, что он машинально потянулся пальцами к почти опустевшему нагрудному карману.
— Тогда не будете ли вы так любезны заключить предварительную договоренность? За адмирала Ламберта я ручаться не могу, но приложу все усилия, чтоб его убедить.
— Я обедаю с мистером Бушем, милорд. Но я последний, кто будет возражать.
— Значит мы, насколько можно, условились?
— Да, милорд.
Парри удалился в сопровождении флаг-адъютанта (тот сидел за столом четвертым) с достоинством и торжественностью, которые пристали пэру, адмиралу и члену Адмиралтейского совета. Хорнблауэр широко улыбнулся Бушу.
— Как вы думаете, не пора ли и нам пообедать? — спросил он.
— Пора, — ответил Буш.
Харчевню на Боад-стрит держал одноногий моряк. Помогал ему сын-подросток. Два лейтенанта уселись на дубовые скамьи у низкого дубового стола, поставили ноги в опилки и заказали обед.
— Эль? — спросил мальчик.
— Нет. Эля не надо, — сказал Хорнблауэр.
Поведение мальчика недвусмысленно показывало, что он думает о флотских джентльменах, которые едят четырехпенсовое дежурное блюдо и ничем его не запивают. Он швырнул на стол тарелки с едой: вареное мясо (мяса было немного), картошка, морковка, пастернак, перловка и пол-ложки горохового пудинга — все это плавало в жидкой подливке.
— Но голод утоляет, — сказал Хорнблауэр.
Может так оно и было, но Хорнблауэр, судя по всему, уже давно не утолял голод. Он начал есть с напускным безразличием, но с каждой ложкой аппетит его рос, а выдержка ослабевала. С невероятной быстротой он опорожнил тарелку, начисто вытер ее хлебом и съел хлеб. Буш и сам ел не медленно, и для него оказалось неожиданностью, что Хорнблауэр съел все подчистую, а его тарелка только наполовину пуста. Хорнблауэр нервно засмеялся.
— Когда ешь один, появляются дурные привычки, — сказал он. Неловкое объяснение — он был явно смущен.
Чтобы исправить впечатление, Хорнблауэр с величественным видом откинулся на спинку скамьи и в довершение картины сунул руки в боковые карманы сюртука. Вдруг он изменился в лице. Щеки, и без того не пышущие румянцем, побелели совсем. В глазах появился испуг, даже ужас. Буш встревожился: он решил, что у Хорнблауэра удар, и только после этой первой мысли связал перемену в лице своего друга с тем, что тот сунул руки в карманы. Но даже человек, обнаруживший в кармане змею, не придет в такой дикий ужас.
— В чем дело? — спросил Буш. — Бога ради…
Хорнблауэр медленно вытащил из кармана правую руку. Некоторое время он держал ее зажатой, потом медленно-медленно, неохотно, как человек, боящийся своей судьбы, разогнул пальцы. Ничего страшного — на ладони у него лежала серебряная монетка.
— Не из-за чего переживать, — сказал Буш в полном изумлении. — Я и сам был бы не прочь найти в кармане полкроны.
— Но… но… — запинался Хорнблауэр.
Буш начал о чем-то догадываться.
— Сегодня утром ее здесь не было, — сказал Хорнблауэр и улыбнулся прежней горькой улыбкой. — Я слишком хорошо знаю, какие монеты у меня в кармане.
— Еще бы, — согласился Буш, но даже теперь, припомнив утренние события и сделав очевидные умозаключения, он не понимал, из-за чего Хорнблауэр так разволновался. — Это та баба тебе подложила?
— Да, Мария, — сказал Хорнблауэр. — Это ее деньги. Для этого она и взяла чистить мой сюртук.
— Добрая душа, — заметил Буш.
— О, Господи, — простонал Хорнблауэр. — Но я не могу… не могу…
— Но почему же нет? — Буш искренне недоумевал.
— Нет, — сказал Хорнблауэр. — Это… это… Лучше б она этого не делала. Бедная девушка.
— «Бедная девушка», черт возьми! — воскликнул Буш. — Она просто хотела сделать вам приятное.
Хорнблауэр некоторое время глядел на него, ничего не говоря, потом безнадежно махнул рукой, словно поняв, что никогда не заставит Буша взглянуть на дело со своей точки зрения.
— Думать вы можете, что хотите, — упрямо сказал Буш, не собираясь сдаваться, — но незачем вести себя так, словно только что высадились французы, из-за того, что девушка сунула вам в карман полкроны.
— Как же вы не понимаете… — начал Хорнблауэр и бросил всякие попытки объясниться. Под изумленным взглядом Буша он взял себя в руки. Страдание исчезло с его лица, сменившись прежним непроницаемым выражением, как если бы Хорнблауэр опустил на лицо забрало.
— Очень хорошо, — сказал он. — Мы используем эти полкроны в полной мере, клянусь Богом!
Он постучал по столу.
— Эй!
— Да, сэр.
— Пинту вина. Пусть кто-нибудь сбегает и купит ее немедленно. Пинту вина — портвейна.
— Да, сэр.
— Какой сегодня пудинг?
— На нутряном жире с коринкой.
— Хорошо. Давайте пудинг. Обоим. И полейте его вареньем.
Чего Буш не ожидал, так это, что Хорнблауэр отодвинет тарелку с большим недоеденным ломтем пудинга. И он лишь разок куснул сыр, даже не распробовав его вкус. Хорнблауэр поднял стакан, Буш последовал его примеру.
— За прелестную леди, — сказал Хорнблауэр. Они выпили, и Хорнблауэр беспечно подмигнул Бушу. Это Буша обеспокоило, и он сказал себе, что устал от Хорнблауэровых вспышек. Он решил сменить тему, гордясь, как тактично ему это удалось.
— За успешный вечер, — сказал он, в свою очередь поднимая стакан.
— Своевременный тост, — заметил Хорнблауэр.
— Вы можете еще играть? — спросил Буш.
— Естественно.
— И выдержите еще ряд проигрышей?
— Еще роббер я проиграть могу, — ответил Хорнблауэр.
— Ох.
— С другой стороны, если я выиграю первый, я смогу позволить себе два проигрыша. А если я выиграю первый и второй, я спокойно могу проиграть следующие три.
— Ох.
Это звучало не слишком обнадеживающе, а сверкающие глаза на каменном лице и вовсе выводили Буша из равновесия. Он заерзал и решил снова переменить разговор.
— «Гастингс» снова берут на действительную службу, — сказал он. — Вы слышали?
— Да. Три лейтенанта, все трое выбраны два месяца тому назад.
— Боюсь, что так.
— Но придет и наше время, — сказал Хорнблауэр. — Выпьем за это.
— Как вы думаете, приведет Парри Ламберта в «Длинные Комнаты»? — спросил Буш, отрывая от губ стакан.
— Не сомневаюсь, — ответил Хорнблауэр. Он снова забеспокоился.
— Мне скоро надо будет возвращаться, — сказал он. — Парри может поторопить Ламберта.
— Наверно, — согласился Буш, собираясь вставать.
