– Мне очень жаль, что ваш единственный покровитель умер, – ответил он сдержанно. – Но вы ведь не думаете, что я стану покровителем взамен его.
– Но тетушка, – начала было снова Эвелин, однако Степан прервал ее.
– Где живет ваша тетушка? – спросил он.
– На острове.
– На каком острове?
Но в этот момент Степана отвлекли. Подошел Марко Фоскарино и сказал, что два пленника хотят поговорить с капитаном. Их уже заталкивали в шлюпку, но они окликнули венецианца, и один из пленников обратился к нему по латыни.
– Эти юноши – не простые солдаты, – объяснил Марко. – Простые солдаты не говорят по латыни. Они очень просят, чтобы капитан уделил им внимание.
Степан увидел двух молодых людей в порванной одежде, неумытых и растрепанных. Впрочем, так выглядели все пленники после тяжелого боя, а затем долгих суток, проведенных взаперти под палубой. Вид у юношей был измученный, но оба старались держаться с достоинством.
Один из пленников был старше другого на несколько лет, зато он выглядел подавленным и апатичным, но глаза младшего буквально горели огнем. В его взгляде была отчаянная решимость.
– Капитан, – обратился он к Степану. – Мы ваши пленники, и вы вольны поступать с нами так, как пожелаете.
– Это верно, – улыбнулся поморский капитан. – Тут ты совершенно прав. И вы должны благодарить Бога за то, что мы всего лишь высадим вас на необитаемый остров. Не правда ли?
– Но мы вам не враги, – произнес юноша со всей силой убеждения. – А если окажемся на необитаемом острове, то кто знает, когда мы с него выберемся.
– Не враги? – переспросил стоявший рядом Василий. – Все ливонцы – наши враги.
– Но мы не ливонцы, – приложил обе руки к груди молодой пленник. – Мы – баварские дворяне. Мой брат и я отправились из родного дома, куда глаза глядят в поисках славы и доблести. Нам сказали, что везут воевать с мусульманами и дикарями, а сейчас мы видим, что были обмануты. За что же нам страдать на этом проклятом острове?
Выслушав эту сбивчивую речь юноши, Степан с Василием надолго замолчали. Им многое было непонятно в сказанном.
– Бавария – это королевство на юге германских земель, – вмешался Марко Фоскарино, поняв, что без его помощи не обойтись. – Это место гораздо ближе к моей родной Венеции, чем к здешним местам. На самом деле даже непонятно, зачем и каким образом баварские юноши забрались так далеко.
Они подошли к городским воротам на закате, когда уже стало темнеть. В город стража их впустила, но ведь нужно было еще найти себе пристанище на предстоящую ночь. Или на две ночи, или на три…
Братья были в пути уже месяц и миновали за это время много городов. Они хорошо усвоили, что свой путь нужно строить так, чтобы прийти в очередной город, где придется ночевать, в середине дня. Тогда еще есть возможность пройтись по улицам и присмотреться к постоялым дворам. А присмотреться – значит выбрать. А выбрать – значит сторговаться в цене за постой и за еду.
Прийти же в город вечером означало с самого начала поставить себя в крайне невыгодное положение. Когда стемнеет и улицы станут непроходимыми из-за кромешной тьмы, придется зайти в первый попавшийся постоялый двор. А там уж уповать только на совесть хозяина, который увидит перед собой двух путешественников и будет иметь возможность диктовать им любую цену…
А ночевать на улице нельзя, пусть даже ночи случались теплыми: городская стража так и рыскала, отлавливая бездомных путников. Найдя ночующих на улице, сначала тащила в тюрьму, а утром – в Ратхаус, где после долгого ожидания подозрительным личностям предстоял допрос с пристрастием.
Такое с ними однажды уже случилось, и братья не хотели повторения. В середине пути, в Лейпциге, их схватили на улице в ночное время. Ну и натерпелись же они сначала холода в тамошней городской тюрьме с каменными сырыми стенами, а затем во время допроса в огромном зале Ратхауса, облицованном камнем, с высокими стрельчатыми окнами, выходящими на базарную площадь.
– Кто вы? – строго спросил ратман, осмотрев приведенных к нему задержанных.
– Братья фон Хузен, – ответил Франц. – Из Нижней Баварии.
Он всегда отвечал первым и первым же заговаривал, когда нужно было о чем-то спросить или обратиться с просьбой. Альфред старше на два года, но зато Франц считался бойчее…
Вот и тогда он говорил с ратманом смело, без запинки. В конце концов, чего им бояться? Никаких законов Священной Римской империи они не нарушили.
– А сколько вам лет? – поинтересовался ратман – высокий и худой мужчина с пергаментно-желтым лицом, одетый в роскошный костюм из синего сукна, с золотой цепью на груди. – И куда вы направляетесь?
– Моему брату двадцать лет, – ответил Франц, взглянув на стоявшего рядом Альфреда. – А мне восемнадцать. Мы идем на север, в город Любек. Точнее, – добавил он, – нам нужен порт Любек.
Братья стояли перед ратманом, развалившимся на стуле с высокой деревянной спинкой. Сзади переминались с ноги на ногу два стражника, которые утром привели их из тюрьмы.
Ратман перевел взгляд на Альфреда.
– Скажи, – сказал он, – твой брат умеет говорить? Судя по твоим словам, он старше тебя. Так что же он молчит? Эй, юноша, как тебя зовут?
Альберт чуть качнулся вперед и, словно выходя из задумчивости, негромко назвал свое имя.
Ратман усмехнулся.
– Знаешь, мой друг, – сказал он. – На твоем месте я был бы немного разговорчивее. У твоего младшего брата имеется с собой бумага, – ратман кивнул на лежащую перед ним на столе грамоту, – в которой сказано, кто он такой и куда идет. Остается только выяснить, действительно ли этот молодец, – ратман перевел испытующий взгляд на Франца, – действительно ли этот молодец дворянский сын Франц фон Хузен. Но это мы как-нибудь установим. А вот про тебя нам ничего не известно.
Это был самый опасный момент путешествия, которого братья боялись сильнее всего. От разбойников на лесной дороге можно отбиться, если владеешь мечом, а перед государственными властями человек без документов бессилен…
Ратман встал из-за стола, и его тяжелая цепь зазвенела.
– В грамоте твоего брата сказано, что родители отпустили его из дома для того, чтобы он нашел себе место военной службы, – сказал он Альфреду. – Тут имеется подпись бургомистра и печать баварского нотариуса, заверившего документ. – Ты ведь младший сын в семье, да?
Ратман снова обратился к Францу, и тот кивнул, слегка покраснев от досады. Младшим сыном быть почетно, но не престижно. Есть вековые традиции, которые с детства определяют жизненный путь каждого человека. Изменить свой жизненный путь очень трудно, чаще всего невозможно. Если ты старший сын в семье, то ты наследуешь землю и дом, словом, все недвижимое имущество, и становишься бароном. Если ты второй сын, то получаешь изрядную сумму денег для передачи в монастырь и становишься монахом. Учитывая эту сумму, отданную Церкви, а также то, что ты, будучи баронским сыном, получил изрядное образование, можешь твердо рассчитывать на то, что в скором времени станешь аббатом монастыря, а затем даже епископом.
