Противники сходились медленно, каждый следил за действиями врага. В конечном итоге Илбрасего атаковал первым. Конан перехватил его руку и выкрутил, пробуя лишить головореза оружия, однако вода замедляла движения. Борющиеся мужчины тяжело дышали, периодически исчезая под поверхностью моря. Более сильный варвар все же смог отобрать кинжал, но удар не получился. Лезвие только оцарапало плечо пирата, хотя волны тут же окрасились красным. В свою очередь Илбрасего, заблокировав локоть варвара, выбил клинок, потом постарался утопить Конана, удерживая того под водой. А киммериец вдруг отказался от борьбы. Он просто толкнул противника и поплыл прочь, молотя руками изо всех сил.
Илбрасего растерялся, пораженный скоротечным бегством противника. Рана пирата была пустяковой, всего-то кровоточивший надрез, но, тем не менее, Конан имел преимущество. Неужели киммериец струсил? Через минуту Ильбрасего получил надлежащий ответ, его глаза расширились от ужаса. К месту поединка неслась стая акул, привлеченных запахом крови. Бежать не представлялось возможным, и пират издал дикий крик, последний в жизни.
Услышав пронзительный визг, Конан оглянулся. Вокруг расплывшегося кровавого пятна сновали треугольные плавники. Но не морские хищницы сейчас встревожили варвара. От корабля отчалила лодка, на которой недавно прибыл с берега Кнульф. Несомненно за беглецом снарядили погоню. Конан ускорился по направлению к «Обители страданий», еще очень и очень далекой.
Он решил плыть на поверхности, находясь пока вне предела досягаемости стрел и гарпунов. Вместе с тем выразительные крики сзади становились все ближе. Довольно тяжелое судно Сантиндриссы двигалось медленнее, чем лодка преследователей, к тому же при входе в залив было много рифов. У пятерых здоровяков, отряженных в погоню, имелись топоры, гарпуны и главное — арбалеты. Вскоре выпущенные из них болты начали создавать всплески рядом с Конаном. Варвар нырнул. Похоже, люди Кнульфа не собирались брать его живым. Азарт охотников затягивал их, пираты даже спорили, где в следующий раз покажется жертва.
Положение киммерийца стало отчаянным. Дистанция сократилась, что облегчало преследователям целиться. Снаряды булькали возле самой головы Конана. Он уже не мог петлять под водой, чтобы одурачивать врагов, а только выныривал реже, с надеждой избежать гарпуна или топора. Почуявшие развязку пираты бурно обсуждали каждый выстрел и бились об заклад, кто попадет точнее. Рулевой, державший одной рукой весло, а другой — копье, тоже принял участие в веселой игре. Ему меньше всего хотелось пропустить удобный момент для броска. О том, что лучше было бы заниматься управлением, его убедил звук треснувшего дерева. Лодка налетела на обломок скалы и начала быстро набирать воду. Двоих от удара выбросило за борт. Конан вздохнул с облегчением, когда раздался хруст позади, и послышались отборные проклятия. Вплавь пираты не догнали бы варвара никогда, да и думали они теперь больше о собственной шкуре.
Судно Сантиндриссы осторожно подходило к разбитой лодке. На палубе «Обители страданий» выстроилась команда обвешанных оружием пираток. Заключительным нырком киммериец достиг края борта. Он громко поприветствовал стигийку, затянутую, как обычно, в черную кожу, и попросил разрешения подняться на ее корабль.
После катастрофы, в гавани наступили очень напряженные дни. Конкурсанты, собрав кое-как остатки своих уничтоженных трудов, приступили к поиску новых решений, хотя бы в теории. Невольники разгребали последствия трагических событий и ремонтировали доки. Вскоре прибыл чернокожий маг, Кроталус. Его экспедиция на северо-восток Вилайета провалилась. Колдун вернулся с пустыми руками и только с одним судном. Второму кораблю уже было не суждено увидеть родной порт. Всех выживших моряков поспешили выслать в Хаваризм, на самый юг Турана, чтобы никто не разболтал о деталях этого необычного путешествия. Однако по городу моментально распространились сплетни и домыслы, ведь человеческий язык сдержать сложнее, нежели нашествие разносящих чуму крыс. Люди шептались, что зембабвиец из-за прихоти богов наткнулся на самого страшного пирата Вилайета — Амру.
Кроталуса незамедлительно вызвали с отчетом к Ездигерду. Принц отличался мрачным нравом, а полное фиаско недавней демонстрации совсем испортило ему настроение. Возможно, он чувствовал личную вину перед своим венценосным отцом. Йилдиз не скрывал, что идея публичных показов и морских состязаний целиком принадлежит наследнику, тогда как император просто собирался сделать сыну приятное. Но больше всего принца рассердил подход отца к проблеме пиратства. Оказывается, повелитель при одобрении командования флота выработал план урегулирования данного вопроса с помощью проверенных дипломатических методов без использования современной техники, магии и других премудростей. Проект Ездигерда в свете такого решения терял всяческий смысл.
* * *
Среди придворных интриг и высокой политики Алаф терялся, хотя более или менее знал об окружающей его обстановке. Несмотря на возраст и скромное происхождение, юноша умел слушать и делать выводы. Занятый по горло работой, с обоженным лицом и покрытый ранами, он не утратил способности четко мыслить. На хромающего по дворцовым залам сына пекаря вельможи не обращали внимания, а этот искалеченный паренек в свободные минуты подслушивал их разговоры и внимательно наблюдал.
Убегающие водные духи жестоко наказали дерзкого изобретателя. Алаф лишь чудом не расстался с жизнью. Покрытое мокнущими пузырями лицо юноши выглядело ужасно. Ожоги и раны в разных местах длительное время не позволяли ему даже сидеть. Но все же он мог себя считать любимцем богов. При взрыве многих людей разорвало на части или ослепило раскаленным паром. Успели ли пострадавшие подумать о виновнике беды? Когда полумертвого алхимика выловили из воды, он еще находился в сознании и увидел весь масштаб разрушения. Молодой человек потом долго не находил себе покоя, терзаясь за загубленные им души.
Да… демоны, элементалы слишком сильны. Действия духов стихии почти не подвластны логики смертного. Алаф знал, что должен тщательно изучить их поведение, чтобы избежать трагедии на следующих пробах. Следовало изменить конструкцию машины и поколдовать со смертоносным горячим потоком. Мучимый совестью, он все-таки решил довести свое дело до конца. Если великий Тарим подарил ему жизнь, то наверняка не просто так. Скорее всего, Алафу предстоит сделать важное открытие, и гибель невинных людей стала только показательным примером. Это озарение немного успокоило расстроенные чувства юноши, подкрепив также правильность намеченного пути. Теперь уже и награда перестала быть настолько важной перед стремлением оправдать надежды богов.
