Глава 10
– У тебя есть семья, Шариф? – спросил Отти самым добродушным тоном, на который только был способен.
– Родных никого, есть старик-рыбак, который приютил меня в свое время, – ответил юноша, чуть было не брякнув про Россию.
– Бедный рыбак, для которого ты – единственная опора, – понимающе кивнул генерал. – Будет хоть кому проводить его в последний путь, а перед смертью кружку воды подать.
Шариф не нашелся, что ответить. Все и так было очевидно. Но не для душевной же беседы позвал его в свою хижину Отти – хотя от генерала сильно несло банановой брагой, которую здесь громко величают «банановой водкой» или «банановым пивом». Может, просто поболтать захотелось.
– А у него, наверное, и жена-старуха есть немощная? – продолжал расспрашивать Отти, подперев кулаком щеку.
– Есть, – подтвердил Шариф, вспомнив с неприязнью сварливую Фатиму.
– Они ведь тоже народ, такой же ограбленный, как и мы с тобой. Я считаю, что, помогая тебе, помогая твоим старикам, я помогаю дружественному народу, который находится в таком же рабстве, как и мой. Они – народ, мы с тобой – народ, вокруг нас тоже народ. Возьми вот это, мой юный друг, помоги своим близким, – сказал Отти и бросил на стол перед Шарифом пачку угандийских шиллингов.
Что-то мелькнуло в глазах пьяного генерала, но Шариф тогда не понял, что именно. Он был бы потрясен до глубины души, если бы узнал, что не пройдет и года, как Джозеф Кони практически собственноручно казнит Винсента Отти – не за отход от идейных догм и не за дискредитацию священного движения. Отти, ссылаясь на трудности и неудачи, совсем перестал снабжать своего идейного вдохновителя и учителя материальными средствами. Деньги оседали в банках на личных счетах генерала.
Шариф был очень доволен этой беседой. То, что в исламском мире запрещалось Кораном, здесь вполне могло иметь место. Юноша снисходительно отнесся к пристрастию генерала к спиртному. Магиба, который в свою очередь вышел после беседы с боссом, был в полном восторге. Помимо того что он награбил на дороге среди трупов, он получил от генерала солидное вознаграждение. Занятие и вправду выходило доходное.
Отти, увидев реакцию новичков на деньги, которые он им дал, решил, что алчность Шарифа, а особенно Магибы, разогрета достаточно, и велел взять их на следующую операцию. Он отправил небольшую группу в одну из деревень за продуктами. По пути Бусинга предупредил новичков, что крестьяне добровольно и охотно помогают повстанцам, но иногда среди них встречаются подкупленные правительством предатели, которые всячески вредят патриотам, даже нападают на них с оружием. Поэтому новички должны помнить, что идут на не простую операцию: выстрелы могут раздасться из-за каждого дерева, из каждой хижины.
Отряд приблизился к деревне и рассыпался в разные стороны, охватывая ее с двух сторон. Впереди мелькнула человеческая фигура. Один из жителей деревни, возможно охотник, заметил отряд и бросился бежать. Его быстро поймали и на глазах Шарифа перерезали ему горло. Юноша буквально остолбенел. Он схватил командира за рукав. Бусинга обернулся и по глазам юноши понял, о чем тот думает.
– Это был предатель, Шариф! – убежденно заявил он. – Не переживай, я знал его в лицо – о нем меня предупредили наши разведчики. Если бы мы дали ему уйти, то он бы сообщил о нас своим дружкам, и они бы устроили засаду. Я не мог рисковать жизнями своих людей!
Это было убедительно. Шариф вместе со всеми вошел в деревню. Началась невероятная паника. Женщины стали хватать детей и убегать в лес, мужчины заметались по деревне, не зная, что предпринять – то ли убегать с женщинами, то ли оказывать сопротивление. Убежать практически никому не удалось. Жителей согнали в центр деревни, а Бусинга стал им что-то говорить, размахивая оружием. Не понимая местных языков, Шариф решил, что командир убеждает жителей поделиться продуктами и, размахивая оружием, говорит о вооруженной борьбе, которую ведут патриоты.
Жителей загнали в их дома, и вскоре бойцы отряда вновь собрались в центре деревни, теперь уже с мешками и тряпками, в которых было что-то завернуто. Где-то заплакали женщины и закричали дети. Неожиданно за одной из хижин раздался истошный женский крик, и через мгновение прозвучала автоматная очередь, потом еще одна. Бусинга бросился на выстрелы. Шариф поспешил следом.
Перед хижиной лежал, истекая кровью, мужчина. Он смотрел на бойцов, в том числе и на Шарифа, с ненавистью. Губы его беззвучно шевелились, роняя на грудь кровавую пену. Рядом с ним лежала молодая женщина в разорванной одежде. Бусинга стал расспрашивать маленького коренастого бойца, который облизывал свою исцарапанную руку. Тот в ответ разводил руками и с ухмылкой что-то отвечал. Бусинга обернулся к Шарифу. Увидев его хмурое лицо, он стал быстро отдавать приказы бойцам и махать автоматом в сторону джунглей. За спинами уходящего отряда слышались плач и крики женщин.
– Бусинга, – требовательно спросил Шариф у командира, – что там произошло? За что убили этих людей.
– Это была самооборона, Шариф, – ответил Бусинга, не глядя юноше в глаза, – они напали на наших бойцов с ножами и хотели убить их.
– Я не видел перед телами ножей, – растерянно пробормотал Шариф.
– А? Не видел… так их подобрали подоспевшие бойцы, чтобы никто другой не напал. Да, так все и было.
Ночью Шариф не спал – его что-то беспокоило, но он не мог понять, что именно. Перед его глазами стоял тот мужчина с глазами, полными ненависти, и мертвая женщина в разорванной одежде. Почему они напали на повстанцев? Может быть, они не захотели делиться продуктами? Или они все были противниками патриотов?
Шариф ворочался с боку на бок и вздыхал. Вдруг в лагере послышался чей-то пьяный мужской смех, а затем женский плач и причитания. В голосе женщины было столько обреченности и мольбы, что Шарифу стало нехорошо. Может быть, еще одну предательницу поймали? Получалось, что предатели попадались на каждом шагу. Не многовато ли для народа, ради которого воюют повстанцы? Для народа, которому повстанцы помогают и который они защищают от продажного правительства? Шариф чувствовал, что он чего-то здесь не понимает. Расспрашивать повстанцев ему не хотелось. Он и так чувствовал себя как недоразвитый иждивенец, который все время задает наивные вопросы. Люди жизнями рискуют каждый день, а он болтовню разводит, подумал Шариф. Всю ночь юноша не сомкнул глаз, но ответа на свои вопросы так и не нашел.
На следующий день Шариф слонялся по лагерю хмурый и неразговорчивый. Магиба догадывался о настроении своего друга и не приставал к нему с расспросами и попытками успокоить. Он настороженно и с опаской поглядывал на него со стороны, но не подходил. Несколько раз Шариф ловил на себе задумчивые взгляды Отти и Бусинги.
