«Дракон» резко нырнул. Пустое ведро подпрыгнуло, за спиной Грейса заскрипел форштевень. Пират отвернулся, я вытянулся и схватил ведро. В глазах Грейса появилась злость.
– Вы несетесь, сами не зная куда. Сейчас вас гонит один ветер, потом погонит другой, а вы ни на что не отважитесь и будете игрушкой ветров. Потом вас настигнет шторм или ошибется рулевой – и вы лишитесь мачт или потопите шхуну.
– Постараемся не утопить.
– Снимите с меня эти железки. Освободи меня, парень, и ты станешь богатым человеком. Джентльмен удачи – это звучит гордо. – Он сопроводил эти слова подтверждающим жестом,
– Пират – это звучит гнусно, – возразил я.
Это слово его распалило.
– Черт тебя дери! – заорал он.- Щенок. Вы погубите судно, а когда будет уже поздно, вспомните обо мне. Все равно приползете просить о помощи.
– Всего доброго, капитан Грейс, – сказал я, отступая.
Он рванулся в оковах. Цепи натянулись так сильно, что мне показалось, он вырвет крепления из палубы. Я отпрянул со своими ведром и фонарем.
– Спасайся! – захохотал он, звеня цепями. Я запер дверь. Но из-за нее слышался голос Бартоломью Грейса:
– Я не вечно просижу взаперти, мой мальчик. И месть моя будет ужасной.
Перед зарею призрак нашего пушкаря покинул судно. Дух бедного Эбби, если он и посетил капитана, исчез, к тому моменту, когда мы взяли, наконец, верный курс.
Шквал миновал. Мы продолжали путь к Англии по морю, похожему на поле, покрытое валунами, такие круглые и беспорядочно разбросанные по поверхности волны вздымались вокруг «Дракона».
Горн вытряхнул из койки Маджа. Этого оказалось недостаточно, чтобы разбудить толстяка. Горн вытолкнул его по трапу на палубу и уже наверху пихнул к мостику.
Мадж запрыгал, как жаба, потом, все еще зевая, схватился за штурвал.
Мы оставили судно на его попечение и отправились спать. Но я заглянул к капитану, который лежал на спине в постели, но не спал.
– А, Джон, – обрадовался он. – Входи.
– У вас никого нет? огляделся я;
Он нахмурился:
– Что ты несешь? Кто у меня может быть?
«Слава богу, – подумал я, – капитан пришел в себя». О происшествиях минувшей ночи он ничего не помнил, полагая, что проспал до утра. Не стоило рассказывать ему о визите призрака Эбби.
– Ох, как я устал,- сказал капитан.- И все тело ломит. Но от завтрака, пожалуй, не откажусь.
Я глянул в световой люк:
– Мадж у штурвала.
– Черт. – Он вздохнул. – Ладно, подожду.
Добравшись до каюты, я мгновенно заснул, убаюканный качкой. Спал я и в полдень, когда капитан взял свой секстант и поправил курс. Проснулся я ближе к вечеру. Горн снова стоял у штурвала, негромко напевая свою песню. Он кивком показал на световой люк. Там сидел за столом капитан и наворачивал сыр и намазанные толстым слоем джема куски хлеба. С ним сидел Дашер и интенсивно жевал, как будто не ел целую вечность. Я им позавидовал.
– Капитану лучше,- сказал я.
– Пока что лучше, поправил меня Горн. Ответ меня озадачил.
– Так может протекать лихорадка. Через денек-другой капитан снова сляжет.
И действительно, те, кто сошел на берег на Луис-Пенья, выздоровели только для того, чтобы снова слечь. Вот и Мадж пополз к своей висячей койке.
Дашер подозревал, что Мадж симулирует.
– Хитрый бес,- возмущался он, тряся головой. – Я тоже так могу.
Но Дашер не отлынивал, от работы. Он то стоял у штурвала, то управлялся с парусами, всегда в своем развевающемся плаще и потешных винных бурдюках. Ему все казалось, что мы ползем еле-еле. Он часто узнавал пройденный путь и сравнивал его с чем-то известным.
– Сто пятьдесят миль, – ухмылялся он. – Ну, все-таки от Рамсгейта до Портсмута протопали. А то и больше. – И тут же: – Подумать только, я ни разу не был в Портсмуте.
Он не находил себе места в штиль и трепетал в шторм. Он терпеть не мог наши отклонения от курса, но мы всегда предпочитали идти по ветру, потому что Горн опасался за такелаж.
– Вон как трясет фок-мачту! -< озабоченно обратился он ко мне во время одного из шквалов. И был прав. Когда поднимался ветер, она тряслась сильнее, чем Дашер, вызывая вибрацию других мачт, издавая низкое гудение, которое становилось громче, когда усиливался ветер.
– Не сломается? – отращивал я.
– Нет, если идти по ветру, -~ успокаивал Горн.
Поэтому мы стали игрушкой ветров, как выразился Грейс. Крестики на карте капитана выписывали зигзаги, а однажды даже петлю, когда ветер вдруг подул с востока. И все же мы продвигались к Англии. И оставалось уже три сотни миль – от Дувра до Девона, как заметил Дашер, – когда капитан наш снова слег.
Я как раз выдал Грейсу его вечерний рацион и задвигал засов, когда услышал голос Баттерфилда:
– Что это у тебя там, Джон?
– Как, вы забыли, дядя Стэнли? Там Бартоломью Грейс
Он повторил имя, как будто услышал его впервые.
– А почему его разместили в «Пещере»?
Я взял его за руку.
– По вашему приказанию. Он с «Апостола», припоминаете?
– Да, конечно, – согласился он, хотя видно было, что ничего не вспомнил. – Экий я, однако. – Он поднял руку ко лбу. – Боюсь, я немножко не в себе сегодня.
Я отвел его в каюту и усадил на постель. А следующим утром он обрадовано встретил меня, к моему большому облегчению.
– Джон,- улыбнулся он,- хорошо, что ты пришел. У меня для тебя приятные новости.
Я присел у его ног. Он выглядел усталым, но добродушным и здоровым.
– Знаешь, Джон, у меня этой ночью был твой отец.
Сердце мое упало.
– Нет, нет, не бойся. Он был у меня лишь минутку, но успел сказать, что гордится тобой. Он пожелал тебе семь футов под килем и надеется скоро тебя снова увидеть.
Меня испугала мысль о смерти моего отца, хотя я и пытался отогнать это дурацкое суеверие. Ведь это его призрак посетил «Дракон», как и призрак покойного Эбби.
– Вы впустили его в окно? – спросил я.
– Конечно нет, что за глупости ты говоришь, Джон. Он вошел через световой люк.
Я покинул капитанскую каюту сам не свой. Но Дашер встретил меня веселым смехом.
– Эгей! Что это ты такой кислый? Смотри, не зацепись подбородком за палубу!
– Капитан, – пробормотал я.
– Что случилось?
– Посмотри сам.
Дашер пошел вниз и вернулся расстроенным.
– Совсем с ума сошел. – Он подражал голосу Баттерфилда: – «Лихой, как? Томми кто?» Можно было подумать, что он меня увидел впервые.
И вот наступил полдень, и некому определить наше местоположение. Дашеру очень хотелось узнать, как далеко мы от дома, и он подзуживал меня взяться за секстант.
