Такой поворот дела окончательно подкосил Патча.
– Да, – пробормотал он, совершенно опустив руки. Но Боуэн–Лодж тотчас же вмешался: .
– Вы намекаете на сходство между кучкой греков и компанией Деллимара?
Патч встрепенулся, словно принимая бой.
– Да, да, именно об этом я и говорю! – почти закричал он.
Адвокат компании Деллимара заявил протест* сказав, что это чудовищное обвинение, недопустимая клевета на человека, который был уже мертв к началу пожара в трюме. Боуэн–Лодж согласился, но осторожно сказал:
– Конечно, конечно, мистер Смайлз, вы правы, если у свидетеля нет веских причин для такого заявления. – Повернувшись к Патчу, он спросил: – У вас есть причины для подобного заявления?
«Теперь," — подумал я, – теперь он должен рассказать о предложении Деллимара. Есть у него доказательства или нет – у него не осталось другого выхода».
Однако Патч снова начал говорить о ликвидирующейся компании, о мотиве, о предоставившейся возможности, о выгоде от гибели судна.
– Зачем его владельцу понадобилось находиться на борту? Ведь этот рейс длился почти пять месяцев! Просто смешно директору компании так непроизвольно тратить свое время без особой причины! И такая причина была! – заявил он.
Возмущенный Смайлз вскочил, но его опередил Боуэн–Лодж:
– Вы, кажется, забыли, почему экипаж покинул судно, которое в конце концов погибло! Вы обвиняете мистера Деллимара в поджоге третьего трюма?
Патч встрепенулся:
– Нет!
– К тому времени он уже был мертв?
– Да, – прошептал Патч.
Тогда Смайлз поинтересовался, какие причины могли побудить компанию погубить свое судно?
– Оно предназначалось на слом, – продолжал он. – И в цифрах, которые представил суду мистер Гундерсен, господин председатель, вы найдете, что цена лома чуть выше пятнадцати тысяч фунтов стерлингов. Судно было зафрахтовано на тридцать тысяч фунтов стерлингов. Свидетель таким образом утверждает, будто сумма в пятнадцать тысяч фунтов стерлингов явилась достаточным мотивом, чтобы побудить компанию подвергнуть опасности жизни всего экипажа судна.
– Вопрос о мотиве, – пояснил Боуэн–Лодж, – не является предметом данного расследования. Нас сейчас интересуют только факты. – И он вопросительно взглянул на сэра Лайонела.
– На этом этапе, – уточнил сэр Лайонел и попросил позволения задать свидетелю вопрос: поджигал ли он в ночь на тринадцатое марта трюм номер три или, может быть, способствовал возникновению пожара?
По залу суда пронесся легкий шумок. Адвокат и председатель неотрывно глядели друг на друга. Затем Боуэн–Лодж медленно повернулся лицом к Патчу и тихо, но отчетливо произнес:
– Полагаю, мой долг предупредить вас, что, по моему мнению, гибель «Мэри Дир» станет предметом расследования другого суда. Если вы не хотите, то можете не отвечать на мой вопрос.
И он повторил вопрос сэра Лайонела.
– Нет, я не поджигал, – ясно и твердо заявил Патч и, повернувшись к сэру Лайонелу, добавил: – Если я поджег судно, зачем тогда мне было тушить пожар?
– Это было сказано очень удачно, но сэр Лайонел лишь пожал плечами:
– Еще не известно, может быть, «Мэри Дир» села на мель на ближайших рифах где–нибудь у берегов Франции, только отчасти сгорев! Конечно, улики было бы лучше утопить. Это было не трудно – начинался шторм; но тут появился мистер Сэндз…
Боуэн–Лодж предостерегающе кашлянул, и сэр Лайонел пробормотал слова извинения.
Председатель посмотрел на часы, посовещался с заседателями и закрыл заседание до десяти тридцати завтрашнего утра.
Сначала никто даже не шевельнулся, потом все повставали с мест, а я все сидел, совершенно ошеломленный такой несправедливостью. Бросить в лицо человеку его запятнанную репутацию, без всяких улик всенародно подвергнуть сомнению правдивость его слов…
Патч все еще стоял, неподвижно застыв на свидетельском месте, а сэр Лайонел, копаясь в бумагах, безмятежно улыбался шутке какого–то адвоката.
Наконец Патч двинулся к выходу, и я, ни секунды не раздумывая, ринулся к нему, но Хэл остановил меня:
– Оставь его в покое! Бедняге нужно все хорошенько обдумать.
– Что обдумать? – рассердился я, возмущенный несправедливостью.
– Что он скажет завтра, – ответил Хэл. – Он еще не рассказал всю историю, и Лайонел Фолсетт, чувствую, это понял. Он может рассказать ее завтра или в уголовном суде, но когда–нибудь он ее расскажет!
– Уголовный суд? Да, думаю, до этого дойдет, – пробормотал я. Но прежде истина должна быть открыта. А истина, какова бы она ни была, лежит на Минкис!
– Я должен переговорить с ним! – сказал я Хэлу, внезапно приняв решение, и стал протискиваться к Патчу.
Я позвал его, но он меня не услышал. Казалось, он забыл обо всем, кроме желания поскорее убраться отсюда. Я поймал его за рукав, и он нервно вздрогнул:
– А, это вы! – Он весь дрожал. – Ну что?
Я уставился на Патча: его измученный, загнанный вид ужаснул меня. На лбу у него еще блестели бисеринки пота.
– Боже мой, почему вы им все не рассказали? – спросил я.
– Что не рассказал? – спросил он без всякого выражения.
– О Деллимаре! Почему вы ничего не сказали? Он сверкнул глазами, но тут же отвел взгляд.
– А как я мог? – вздохнул он.
Я начал говорить ему, что суд имеет право знать правду, на что он ответил:
– Бросьте это, ладно? Бросьте, и все!
Он быстро повернулся и направился к выходу. Я устремился за ним. Я не мог оставить его. Я должен был дать ему шанс, о котором он просил. Мне удалось догнать его уже в холле.
– Послушайте, Патч! Я увезу вас отсюда, как только кончится расследование!
Он покачал головой, продолжая рваться к дверям.
– Теперь уже слишком поздно! – бросил он.
Я рассердился, схватил его за руку и остановил:
– Вы что, не понимаете? Я предлагаю вам свою яхту. «Морская ведьма» стоит в Лулсвортской бухте. Мы могли бы добраться туда за двадцать четыре часа!
Он развернулся ко мне и повторил:
– Говорю вам, уже слишком поздно! – Вдруг его глаза скользнули мимо меня и загорелись гневом. Я почувствовал, как напряглись его бицепсы под моей рукой; затем он вырвался и бросился прочь.
Я повернулся и увидел Хиггинса. Они с Юлзом пристально смотрели вслед удаляющемуся Патчу, довольные, что дело оборачивается так удачно и Патча почти уже обвинили в гибели стольких людей.
Я стал искать Хэла, но Хиггинс поймал меня за руку, и я почувствовал всю его колоссальную силу.
– Я тут подслушал, что вы сейчас говорили! – Его хриплый голос вырывался из глотки вместе с пивным перегаром. Нагнувшись, он прошипел: – Если думаешь, что тебе удастся увезти его… – Он замолчал, сощурив красные свинячьи глазки и отпустив мою руку. – Я вот что хочу сказать… Держись от него подальше. У него рыльце в пушку, уж поверь мне! Неприятностей с ним не оберешься!
