— Прекрасно!
— Надо продержаться еще двадцать минут, пока совсем стемнеет. — Старший офицер посмотрел на часы. — Даже пятнадцать. И неплохо бы небольшой шквал.
— Если самый небольшой, — ответил командир, — и без особых потерь. Матросы измучились. Какая отвага! Доблесть! Я бы никогда не поверил, если бы мне сказали, что при такой погоде можно поставить сорванные паруса, и всего за каких-то сорок минут.
— За тридцать пять, — поправил старший офицер.
Оба подумали: «Обойдется! уйдем!» — но никто, вслух не стал загадывать.
Барон фон Гиллер стоял на палубе возле мостика, с недоумением наблюдая за всем, что происходит на палубе, переходя от надежды к отчаянию. Он не понимал, чем руководствовался командир, бросая вызов во сто крат сильнейшему противнику, зачем это состязание в скорости, артиллерийская дуэль? У него не было сомнений, что «Хервег» догонит клипер и захватит его без всяких условий, в то время как русские могли бы выторговать приемлемые условия для сдачи в плен. При этой мысли барон усмехался, будучи уверенным, что ни одно из условий капитан крейсера — Рюккерт не выполнит. Он саркастически щурил глаза, наблюдая за работой матросов на грот-мачте, уверенный, что, пока они там возятся, «Хервег» подойдет к борту «Ориона».
Крейсер не подходил. Сорванные шквалом паруса заменили новыми, и барон фон Гиллер до боли сжал кулаки: клипер пошел быстрее. Новая надежда — стих ветер. И совсем уже невероятное — они подготовили клипер к взрыву! Он пытался остановить Новикова, когда тот спустился с мостика и быстро пошел к трапу, ведущему в, жилую палубу. Новиков прошел, не оборачиваясь и не проронив ни звука.
— Что уставились? — спросил Новиков, возвращаясь. — Советую и вам подготовиться к переселению на Великий корабль.
— Сумасшедший. Сейчас же перережьте провода! Мы на пороге свободы! Не медлите! Или я сам.
— Вас сбросят за борт раньше времени, и только. Приготовьтесь. Вы верующий, побеседуйте с богом, покайтесь в грехах. Или можете исповедаться у отца Исидора. Он сейчас тем и занят в матросском кубрике.
— Не скальте зубы! Вы… вы… Я задушу вас, если вы посмеете в такую минуту…
— Только сделайте попытку — и не доживете полчаса до законной кончины. — Новиков похлопал по кобуре с наганом. — Надевайте последний раз чистое белье и отправляйтесь наверх. Сейчас каюта — гроб.
В дверях он задержался и сказал:
— К сведению: мы прихватим с собой всех викингов во главе с «Хервегом». У меня более ста тонн взрывчатых веществ. Я вам обеспечил приличное общество в дубовых рощах Одина. Какое будет зрелище! Прощайте.
— Да вы пьяны!
— Как всегда, разве немного больше, и с удовольствием выпью еще. Не хотите? Ну и черт с вами.
Целую минуту ошеломленный барон фон Гиллер простоял посреди каюты. То, что он услышал, никак не вязалось с его представлениями о развитии событий. Он не раз находился на краю гибели и никогда еще не чувствовал так близко свой конец. О других он не думал. Здесь, на русском паруснике, имелась только одна жизнь, действительно представляющая ценность, — жизнь его, барона фон Гиллера, и она должна исчезнуть бесследно! Все кричало в нем, что нельзя допустить рокового исхода. Должен быть, есть спбсоб избавиться от гибели! Находил же он его не один раз! Или избавление приходило по воле рока?
Он попробовал молиться и не смог, чувствуя, что зря теряет время. Надо действовать! Все-таки он попробует перерезать провода. Теперь уже темпо! Надо попытаться! Больше ничего не пришло ему в голову. И вдруг оп увидел, как мимо раскрытых, раскачивающихся от качки дверей проскользнула фигура радиста. И его осенило: «Радио! Он может сейчас передать капитану „Хервега“». Каюта радиста была не заперта на ключ. Аппаратура включена. Стоя, он стал передавать:
«Капитану „Хервега“. Сообщает Гиллер. Клипер подготовлен к взрыву. Опасайтесь подходить к борту…»
В коридоре раздались голоса и шаги. Он отскочил к двери. Мимо пробежали матросы. Барон не стал возвращаться к аппарату, рисковать вторично он не хотел: в такой обстановке с ним больше не станут церемониться. Он вышел из радиорубки, и, хотя клипер бросало и палуба кренилась во все стороны, барон легко преодолел путь до каюты Новикова и, войдя в нее, с усмешкой посмотрел на раскрытый чемодан, на скомканное в нем белье и подумал, что у людей, которые так легко отдаются в костлявые руки смерти, нет будущего. В каюте тускло светила угольная лампочка, плескалась вода в графине, установленном на полочке с глубокими гнездами и для графина и для стаканов. Он налил полный стакан и жадно выпил. Затем растянулся на диване, чувствуя приятную расслабленность во всем теле и горделивый покой в душе. Еще раз он сумел доказать свою необыкновенную волю к жизни. Только он один из многих сотен обреченных на смерть смог отвести удар Рока! Спас и тех, кто достоин жить, и кто — нет. И ни тени сомнения не мелькнуло на его лице. Он усмехнулся, подумав: «Пусть это им будет платой за мое спасение, которым они так кичатся, хотя я уверен, что не погиб бы и без них».
Он закрыл глаза. Запульсировала машина. Диван выровнялся. Качало меньше. «Изменили курс, — подумал он, засыпая. — И никто там, наверху, не знает, чем обязан мне, и никогда не узнает». Ему пришли на память слова Тита Ливия: «Кто презрел пустую славу, тот может добиться истинной». Шепча латинское изречение, он уснул.
Между тем все события развертывались далеко не так, как представлял себе барон фон Гиллер. Капитан «Хервега» Рюккерт, прочитав радиограмму с «Ориона», скомкал ее и швырнул в пепельницу.
— Опять появился этот таинственный агент, — обратился Рюккерт к офицерам, находившимся в боевой рубке. — Я сильно сомневаюсь в его подлинности. По всей вероятности, детская хитрость русских. Первый раз они дали нам ложные координаты и смогли уйти, а сейчас хотят испугать! Дешевый трюк! — Он спросил старшего артиллериста: — Дистанция?
— Пятнадцать кабельтовых.
— А мы зря жжем уголь. И боюсь, что в такой темноте им удастся ускользнуть.
Он приказал ожидавшему начальнику радиостанции:
— Передайте: «Клиперу „Орион“. Немедленно ложитесь в дрейф. Согласие подтвердите немедленно по телеграфу и красными ракетами. Через пять минут — смерть». Все! Идите!
Не получив ответа, капитан Рюккерт махнул рукой, и главный артиллерист, давно подготовив данные для стрельбы, приказал вести огонь из всех пушек левого борта, включая артиллерию главного калибра. Стреляли по площади. Уже через пятнадцать минут после наступления темноты сигнальщики потеряли клипер из виду. Прожекторы тщетно шарили своими ослепительными лучами по поверхности бурного океана. Клипер словно растворился в темноте.
