— Зайдите ко мне.
Рабочие взглядами проводили Северова, Степанова и Хардинга. На площадке стало тихо. Ли Ти-сян прищелкнул языком.
— Его американ фангули![47]
Американцу конец! (жаргон).
Он так заразительно рассмеялся, что захохотали и другие рабочие.
— А ну, дружки! — поплевал Данилов на ладони и взялся за нож.
Все задвигались быстрее. Угнетающая обстановка на палубе разрядилась.
Разговор Северова с Хардингом в каюте был коротким. Капитан-директор спросил:
— Вы когда-нибудь видели разделку кита при помощи лебедок и паровых пил?
Хардинг по-прежнему держался развязно, на его лице явно было написано пренебрежение к людям, с которыми он разговаривал.
- О, - проговорил он, — на базе «Калифорния» только так и разделывают китов!
Хардинг улыбнулся, вспомнив наставления, полученные перед выездом из Америки в Советскую Россию. «Русские ничего не понимают. Делайте так, чтобы и впредь они ничего не понимали в разделке».
— Как именно? — быстро спросил Степанов. — При помощи механизмов или вот так, как разделываете вы?
- База «Калифорния» самая совершенная, — поднял свои подбритые брови Хардинг и воодушевленно продолжал: — Там лучшие механизмы, и кита там обрабатывают в полчаса.
— Вы лжец! — стукнул Степанов кулаком по столу. Лицо его побледнело, стало неузнаваемым. — Вы наглый лжец!
Северов еще никогда не видел помполита таким взволнованным. Михаил Михайлович взял себя в руки и ровным голосом, в котором еще слышались нотки негодования, сказал капитану:
— База «Калифорния» доживает свои последние годы. Там даже не ставят новое оборудование — невыгодно. Слип на этой базе сделан в носовой части — понимаете, какая это допотопная посудина?
Хардинг понял, что его обман раскрыт. С ним нянчиться больше не будут, сейчас решается его судьба. Глаза американца испуганно заметались. «Чего доброго, эти русские засадят еще в тюрьму. Зря я ввязался в это дело».
Степанов требовательно спросил Хардинга:
Вы сможете организовать разделку при помощи лебедок и пустить в ход пилы, которые имеются на разделочных площадках?
О, конечно! — кивнул Хардинг, все еще разыгрывая опытного специалиста. Сказал и похолодел.
Идемте! — Степанов встал.
Хардинг сделал движение, но задержался в кресле. Степанов поторопил:
— Ну что же, идемте.
Американец безвольно опустил голову и не поднялся с кресла.
— Фьють! — присвистнул Степанов. — Значит, вы плохо знаете дело?
Хардинг кивнул.
Я на китобойной флотилии работал матросом.
Та-ак! — протянул Степанов и тяжело вздохнул. По крайней мере, стало ясно, что на Хардинга нечего надеяться. И уже с особым любопытством спросил: — А зачем же вы приехали к нам?
Хардинг молчал.
Можете идти, мистер Хардинг, — сказал Северов. Американец встал:
Вы меня выгоняете?
— Да! С вас будет удержано по суду все, что вы успели у нас получить! Идите!
Хардинг ушел.
Как ты думаешь, случайно или не случайно Хардинг попал к нам в качестве незаменимого специалиста? — спросил Степанов.
Возможно, оплошность тех, кто приглашал Хардинга на работу, — ответил Северов. — Не хочу думать о худшем.
Уж что-то много у нас всяких неожиданностей, — проговорил Степанов.
— Наверное, тут не все чисто, — кивнул Северов. В дверь постучали. Вошла лаборантка Горева с двумя
мензурками и стремительно поставила их перед Северовым. В одной был светлый перетопленный жир, а в другой — темно-янтарный.
Прикажите, чтобы жир кашалота прекратили сбрасывать в котлы для перетопки. — Горева указала на мензурку со светлым жиром. — Это жир отличного качества. Он получен от первой партии кусков. А это, — она пододвинула к Северову вторую мензурку, — из сегодняшней партии. Низкий сорт, жир уже портится. Нам грозит опасность загрязнить таким жиром котлы, и тогда или завод останавливать или вся продукция будет низкосортной.
Час от часу не легче, — медленно поднялся из-за стола Северов. — Ты прав, Михаил Михайлович. Слишком много неожиданностей. Идем на палубу.
Сбросив за борт кашалота, база приняла только что доставленного «Штормом» огромного блювала, который едва уместился на палубе. Голова его лежала на слипе.
Данилов, увидев капитан-директора и помполита, крикнул рабочим площадки:
- Час на перекур, ребята! Садись в круг. Будем держать совет. Ты, Ли Ти-сян, садись рядом со мной. — Он протянул китайцу пачку папирос, и Ли Ти-сян, никогда не куривший, с благодарностью взял папиросу.
- Вот что, ребятки, — заговорил Данилов, — если будем так потрошить китов, то без портков вернемся во Владивосток. Протрем свои, а на новые... — Данилов показал всем кукиш, — вот что заработаем.
Что верно, то верно, — вздохнул кто-то.
Чего вздыхаешь, как корова в хлеву, — одернул Данилов. — Обмозговать дело надо.
Думай уж ты, — выкрикнул тот самый юркий человек, что вечером первым бросил работу. — А мы сальцем китовым сыты до этих пор. — Он провел пальцем по грязной заросшей шее.
Давно тебя заприметил, — сказал Данилов предупреждающе. — Чистая ты блоха — прыгаешь, кусаешь, а никакого проку нет от тебя.
Рабочие весело засмеялись. Данилов продолжал: "
— Одними этими механизмами, — он вытянул вперед свои широкие, сильные руки, — кита не обдерешь. Машины есть! Про них скажет нам товарищ Северов.
Капитан-директор еще в полдень беседовал с Даниловым, предвидя отставку Хардинга.
Есть у нас лебедки, вот они, — заговорил Северов, указывая на механизмы, закрытые чехлами. — Поставим их сюда, чтобы нам легче было кита обрабатывать. А как это делается — никто не знает. Хардинг липовым инструктором оказался.
Будь он неладен! — сплюнул Данилов.
Нам, товарищи, надо разобраться в этих лебедках и снастях. — Северов указал на паутину тросов над головой. — Разберемся — значит будем кита ворочать, как угодно...
Ворочать — это штука нехитрая, если лебедки силой возьмут, — сказал рабочий в бушлате. — Зацепить, положим, левой за хвост, из-под низу, а правой — у головы и сверху. Может, и пойдет дело.
Разворачивать-то можно, а вот как сало брать? — вступил в беседу резчик, знакомый с работой лебедки. — Ну, располосуем мы кита, а сало-то ведь на мясе...
- Моя хочу говорить, моя, — неожиданно звонко и быстро произнес Ли Тисян. — Можно, капитана?
— Давай! — кивнул Данилов.
Китаец вскочил на ноги, чуть нагнулся вперед, точно собираясь прыгнуть, и, оживленно жестикулируя, заговорил:
— Моя твоя слушай, слушай и думай, какой мой баш ка? Плохо совсем! — Ли Ти-сян шлепнул себя по лбу, отчего шапка свалилась, открыв черные, как смоль, волосы. — Моя повара, чифань мало-мало делай на такой парахода, его плавай шибко далеко... Чили... Его лови кита, его таскай сюда, — китаец постучал ногой о палубу, — потом чик-чик сало и верха таскай, машина работай, —- китаец остановился, чтобы перевести дух.
