— По крайней мере, мог бы не пороть всей этой чепухи насчет заклинаний!
— Знаешь, мне и самому это не слишком понравилось, — отозвался Хэнк. — Хотя правда показалась бы им гораздо более невероятной, чем мои россказни. Правда о неопытном юнце, а ты такой и есть, который кое-как научился ездить верхом, стрелять и обращаться с охотничьим ножом. Правда о том, что на него чуть было не напали сзади, а он затеял драку и убил такого большого вождя, такого опытного воина, как Говорящий Волк, и не получил при этом ни единой царапины. Сынок, вот ведь где настоящее чудо! Гораздо невероятнее всего того, что я наговорил им насчет всяких там заклинаний. Мне просто хотелось, чтобы они оценили тебя по достоинству. Только и всего.
Джонни Таннер покачал головой:
— О, Хэнк, теперь, пока мы будем находиться с индейцами, они же будут ждать от меня чудес!
— Нет, шаманы, эти старые шарлатаны, не проделывают свои трюки каждый день, а только тогда, когда другие ничего не видят, а они все подмечают, чтобы обвести простаков вокруг пальца. К примеру, начинают вызывать дождь только тогда, когда на краю неба собираются грозовые тучи. Другие о них не догадываются — не хотят видеть правды. Индейцы верят, что мир, в котором они живут, полон чудес, в нем есть добрые и злые духи, некоторые из них выполняют то, о чем их просят люди, другие — нет. Индейцы так понимают мир. Они — как дети, но только лучше детей. Ты уже однажды сотворил чудо, возможно, удивишь их еще раз, но если и не сделаешь этого, они все равно будут восхищены и благодарны, точно так же, как восхищаются трюками своих шаманов, которыми те дурачат их всего несколько раз в году. А теперь отправляйся спать. Ты насмотрелся и наслышался достаточно для одного дня. Сон сотворил с тобой чудо, Джонни! Спокойной ночи!
И мальчик последовал его совету.
Его кровать с двух сторон была завешана одеялами, словно ширмой, поэтому там было достаточно уединенно. Между двумя шестами одеяла расходились. Все пожитки мальчика, включая седло, оружие, ремень, висели на шесте, но пистолет он положил под голову.
Костер в вигваме затухал. Когда мальчик приподнимал голову, ему были видны красные угли. Время от времени небольшой язычок пламени выпрыгивал из углей и освещал вигвам танцующими тенями. Тогда Джонни видел густое облако дыма, скопившегося вверху вигвама, которое медленно выползало в отверстие жилища.
Это была очень странная спальня. Ничего подобного мальчик не видел прежде. Но все его другие чувства и мысли затмило чувство комфорта. После долгих ночевок на голой земле гибкие ивовые прутья, из которых была сплетена кровать, и шкуры, горой прикрывающие их, Джонни показались мягче перины. Мальчику казалось, что он все глубже и глубже утопает в их восхитительной мягкости, но в действительности просто погружался в дремоту. И наконец заснул крепким сном.
А когда Хэнк Рейни потряс его за плечо, Джонни подумал, что он только-только сомкнул глаза. Мальчик со стоном сел на постели и, позевывая, вытаращился на товарища:
— В чем дело, Хэнк? Я только уснул.
— Значит, ночь была слишком короткой, — улыбнулся охотник. — А солнце уже встало!
И правда, солнце заглядывало в вигвам, обещая великолепный, ясный день.
— Давай, давай! — торопил Рейни мальчика. — Окунемся, а потом поедим за десятерых!
Джонни неохотно поднялся с постели и вышел из вигвама. С затуманенным взглядом, со спутанными волосами, опьяненный усталостью, он увидел старшую дочку Сломанного Ножа, которая накануне вечером, как только он вошел, заплакала.
Теперь же, наоборот, одарила мальчика дружелюбным, приветливым взглядом улыбающихся глаз. С Джонни моментально слетела вся дрема. Он снова стал самим собой и счел, что мир — не такое уж плохое место, даже, можно сказать, замечательное, даже красивое.
Девушка несла из реки воду в кувшине и шла под грузом прямо, словно молодое деревце. В ее походке была какая-то плавная грациозность, а ее розово-оливковая кожа была цвета вечерней зари.
Она сказала им «доброе утро». Приветствие прозвучало тихой, нежной музыкой. Ослепленный красотой девушки, Джонни пошел вперед, глядя прямо перед собой. Индейское поселение уже проснулось. Дети высыпали на улицу и играли. Воины спешили к реке, чтобы совершить утреннее омовение. Старики вышли на неспешную прогулку. Повсюду бродили собаки. Некоторые гонялись за собственными хвостами, другие устраивали потасовки, треть ловили у себя блох.
Однако Джонни Таннер не замечал многого из этих занимательных событий. Перед его мысленным взором стояли улыбка девушки, снежная белизна ее зубов, глубокие омуты блестящих глаз, ямочки на локтях.
— Хэнк, как ее зовут? — мечтательно поинтересовался он.
Рейни замер на полушаге и недоуменно уставился на мальчика. Потом торжественно возвестил:
— Ее имя в переводе с языка шайенов означает нечто близкое к «Малиновке, которая поет на вечерней заре». Для краткости можешь называть ее Зорянкой. Но советую тебе забыть ее имя, и чем скорее, тем лучше!
— Хэнк! Ты говоришь так, словно я хочу на ней жениться! — недовольно заявил мальчик. — Ты же знаешь, я не собираюсь делать ничего подобного!
— Разве? — притворно удивился Рейни. — Откуда мне знать?
— Ну, еще добрых десять-пятнадцать лет я не собираюсь жениться.
— Тем лучше для тебя, — отозвался Хэнк. — Но у индейцев принято выдавать девочек замуж с двенадцати лет. Они женятся раньше, чем белые. Почти все парни в твоем возрасте уже имеют жен. А теперь посмотри мне в глаза. Ты же не намерен оставаться с шайенами надолго, верно? Но пока ты здесь, любая девушка — а некоторые из них очень даже хорошенькие, как ты сам мог видеть, и не важно, какого цвета у них кожа, — хочет посмотреть на Стремительного Орла. Да, сэр, все девушки племени готовы свернуть себе шеи, лишь бы взглянуть на него. Готовы даже пройти много миль, лишь бы увидеть пыль под его ногами. Поэтому не теряй голову и забудь вообще о существовании женщин, если не хочешь стать дураком смолоду!
— Дураком я быть не хочу, во всяком случае попытаюсь не стать им, вот только…
— Только Зорянка не похожа на остальных, верно?
Джонни Таннер вздохнул.
— Я не то хотел сказать, — промямлил он.
— Конечно не то! — угрюмо буркнул его товарищ и зашагал размашистой походкой к месту купания.
Они сняли одежду и бросились в реку. Остальные мужчины уже были в воде и рассекали ее гладь, словно глянцевые рыбы. Джонни наблюдал за ними с завистью и восхищением. Казалось, они чувствовали себя в родной стихии как под водой, так и на ее поверхности.
— Сейчас все увидят, что я плохой пловец, — произнес печально мальчик.
