Фусю сделал глоток чая, по телу распространилось живительное тепло. Он почувствовал, как снова заныли ноги, поэтому встал и прошёлся по комнате. На столе лежали подарки просителей, его слабость к драгоценностям хорошо известна при дворе. Советник скользнул по ним взглядом и чего только не увидел: и коробочки с сапфирами, изящное женское ожерелье для жены, и различные перстни, и мужские броши.
Но более всего советнику пришёлся по душе перстень с бриллиантом, преподнесённый Мунихирой.
* * *
Слух госпожи Аояги услаждала мелодия, которую наигрывал на бива придворный поэт-музыкант. Молодой человек был хорош собой, а вдовствующая императрица ещё свежа и красива. После смерти императора прошло почти четыре года, Аояги достойно соблюдала траур и не предавалась светским увеселениям.
Теперь же её охватила жажда жизни и любви… Она томно любовалась юношей.
Наконец сие занятие наскучило вдовствующей императрице, она приказала принести кисточку и тушечницу, дабы написать письмо Нобунаге. После её последней встречи с даймё минул почти год. Госпожа Аояги часто вспоминала о Нобунаге, а ещё более о годах молодости, когда бесстрашный самурай любил её…
Женщина обмакнула кисточку в тушь и вывела на рисовой бумаге:
«Господин Нобунага» …
Затем она задумалась: и что же потом? – как передать даймё свои чувства? – возможно он давно забыл о их прошлой любви… Ведь это было так давно…
Аояги закрыла глаза, молодой Нобунага предстал перед ней как наяву – сильный, смелый, умевший добиваться поставленной цели. Возможно, поэтому покойный император и приблизил его к себе. Расчёт был простым: Нобунага происходил, отнюдь, не из знатного рода Оды, чего весьма стыдился. И как всякий человек его положения старался во что бы то ни стало подняться по социальной лестнице. Император Огимати ловко использовал желание молодого самурая добиться богатства и положения в обществе. Он приблизил к себе молодого даймё, осыпав милостями, взамен же получив, безграничную преданность.
Иногда Аояги думала, что её любовная связь с Нобунагой входила в планы императора. Её покойный супруг не был ревнив, да и потом помимо Августейшей особы из внутренних покоев[29], у императора было пять наложниц. И на увлечения своей супруги Огимати Митихито смотрел снисходительно, рассудив, что любовь императрицы и верного вассала никому не принесёт вреда.
Аояги снова обмакнула кисть в тушечницу и продолжила письмо:
«Господин Нобунага!
Давно ли вы утоляли жажду из реки Томину и ступали по древним следам на горе Асака[30]? После смерти императора мне необычайно грустно, что не с кем разделить сии приятные занятия.
Я знаю о вашей постоянной занятости делами княжества, да и потом ни для кого не секрет, что ваши отряды самураев постоянно пребывают в боевой готовности. Занятие – достойное. Но помимо повседневных дел государственной важности, есть и другие…
С нетерпением жду вас с визитом, ибо собираюсь вскоре совершить паломничество на священную гору Хиэй[31]…»
Госпожа Аояги исповедовала буддизм, также как все императоры Поднебесной в течение почти трёхсот лет. Вдова давно не посещала храм Энракудзи, после смерти императора она была там всего лишь один раз, дабы попросить Будду отправить её супруга на Чистую Землю[32].
С тех пор минуло несколько лет. Госпожа Аояги не отличалась особенной набожностью, история Поднебесной знавала и более преданное служение Будде императрицами, ей просто хотелось покинуть опостылевший дворец с его вечными формальностями и предрассудками. Предстоящее паломничество было для неё своего рода отдушиной, каплей свежего воздуха, а в сопровождении Нобунаги – ещё и приятным времяпрепровождением. В конце концов, даймё был вдовцом…
Аояги запечатала свиток личной печатью-айдзури[33] и протянула служанке.
– Для господина Нобунаги в замок Адзути…
– Да, госпожа…
– И как можно быстрее!
* * *
Хитоми и Юрико играли в го под сенью деревьев, поочерёдно передвигая отполированные фишки.
– Отчего ты грустишь, Юрико?
– Оттого что не хочу выходить замуж за Токинобу Такуми.
– Но свадьба состоится только на следующий год, – попыталась возразить Хитоми. – Тебе уже исполнится шестнадцать. Разве не ты мечтала выйти замуж?
– Да, конечно, мечтала, но – не за сына чиновника.
Хитоми пожала плечами и передвинула фишку.
– Но Такуми очень образован…
– На этом его достоинства заканчиваются, – неожиданно отрезала Юрико.
Хитоми удивительно вскинула брови.
– Откуда ты знаешь? Ты…
– Что тебя так удивило? Ведь наша свадьба – дело решённое…
– Да, прости меня. Просто отец ничего ещё не говорил о даймё Хадано, помнишь, что сидел напротив меня на чайной церемонии?
– Помню. Его мать постоянно молчала, словно рыба. Поверь мне: от такой жди беды.
– Юрико… – робко начала Хитоми, – а когда это случилось?
– Пять лун[34] назад, когда отец отправил меня в Киото за покупками для приданного. Я остановилась в доме Токинобу… Всё произошло как и положено.
Хитоми округлила глаза.
– Ты про это так говоришь, словно…тебе безразлично.
– Совершенно. В постели с Такуми мне не понравилось. Его ласки не привели моё тело в трепет…
Хитоми издала возглас удивления.
– Но ничего нельзя изменить!
– Увы, – подтвердила Юрико. – Хотя впереди ещё целый год.
– Но… что может измениться за год? – недоумевало Юрико.
– Как знать… А тебе всё еще нравится Моронобу?
Хитоми опустила глаза.
– Да…
– Он, наверное, и понятия об этом не имеет, – констатировала Юрико.
– Зачем ты говоришь так?! Что изменится, если я открою чувства простому самураю?!
– По крайней мере, перед тем как возлечь на брачное ложе с господином Хадано, ты познаешь настоящую любовь.
– Может быть, отец передумал и не желает выдавать меня за Хадано?!
– Не за него, так – за другого. Мы нужны им, чтобы рожать детей. А дарить любовь наши мужья будут наложницам, – со знанием дела высказалась Юрико.
– Я не хочу так…
Хитоми насупилась, из её глаз потекли слёзы.
– Хитоми, ты просто – ребёнок. Нельзя всё принимать так близко к сердцу!
– А как можно?
– Не знаю, – призналась Юрико. – Мы с тобой – всего лишь разменная монета среди родственных клановых связей.
* * *
Хитоми, расстроенная словами сестры, удалилась в свои покои. Она открыла заветную шкатулку, доставшуюся от матери, и наугад достала свиток Кодзики.
