– Они трусы. Когда скроемся из виду, будем в безопасности.
– «Возможно, только от этих, – возразила опасливая часть его души. – А от тысяч римлян?»
Однако какое-то время они не видели никаких легионеров, и у командира появилась надежда, что они доберутся до Ахрадины – своей новой цели. Но он опять кое-чего не учел. Дым от горящих домов застил небо, не давая ориентироваться по солнцу. Ганнон плохо знал улицы, кроме главных, и, чтобы двигаться на восток, пользовался шумом сражения как примерным указателем направления. Слишком поздно он осознал свою ошибку. Стычки разгорались по всему городу. Не все защитники бежали.
Когда они наткнулись на отряд сиракузцев под командованием решительного командира, Ганнона заставили присоединиться к нему. И только появление большого числа римлян в другом конце улицы дало ему и Аврелии возможность убежать. Когда пара устремилась по переулку, вслед им понеслись проклятия. Молодой человек держался сзади на случай, если за ними погонятся. Через пятьдесят шагов переулок вывел их на треугольную площадь, окаймленную лавками и с фонтаном в центре. Спутница резко остановилась. Ганнон взглянул ей через плечо и выругался. Там было полно легионеров. Одни шарили в лавках, а другие занимались вопящими женщинами и девушками, которых захватили. Тела тех, кого они уже зарезали – двоих пожилых мужчин и мальчика, – валялись на земле, как окровавленные выброшенные куклы.
За спиной раздались крики и звук стычки. Пути не было ни назад, ни вперед.
– Что делать? – прошептала Аврелия.
– Оставаться на месте, – мрачно ответил Ганнон.
– А если нас увидят?
– Я защищу тебя.
Это прозвучало глупо, как он и думал. Он был не Ахилл, и его подруга тоже понимала это.
– Не хочу, чтобы меня взяли живьем.
– До этого не дойдет.
– Я знаю, как все может пойти. Обещай, что убьешь меня, если придется.
Ганнон вздрогнул под ее упорным взглядом. Хотелось возносить мольбы и проклятия богам, но вместо этого он прочел безмолвную молитву Танит, богине-матери, столь чтимой карфагенянами: «Пожалуйста, защити нас. Не заставляй меня зарезать женщину, которую люблю».
Аврелия больше не настаивала, и они стали ждать, пока не станет безопасно идти вперед или назад. Это ощущалось царством Гадеса на земле – с воплями женщин и смехом мужчин с одной стороны, и шумом убивающих друг друга солдат с другой. Не слышать этого было невозможно: обоим приходилось следить за концом переулка.
Ганнон надеялся, что дела могут пойти чуть лучше, когда схватка позади закончится. Он рассчитывал, что сиракузцы не одержат верх и что их командир не запомнил, куда они убежали. Первое известие пришло, когда в дальнем конце переулка показались трое сиракузских солдат. Они сразу же заметили его с Аврелией и с громкими криками бросились к ним.
Ганнону стало не по себе. Проклятье, все пропало! Если он будет сражаться, римляне впереди услышат. Если убежать из переулка, то увидят. Что хуже?
– Я посмотрела. За углом есть лавка, – прошипела Аврелия. – Не думаю, что в ней кто-то есть.
– Тогда туда! – ответил карфагенянин.
Трое сиракузцев были в тридцати шагах.
– Погоди. На пути легионеры.
Спокойствие Аврелии ошеломило его, но он подчинился.
Через шесть ударов сердца, которые показались шестьюстами, она схватила его за руку. Пригнувшись они нырнули за угол, женщина шла впереди. Ганнон не стал смотреть, что находилось за распахнутой дверью в лавку. Если их увидят, это станет ясно. Однако в ушах не раздалось никаких криков, когда они проскользнули внутрь и захлопнули дверь. Похоже, они попали в аптеку – сильно пахло ароматными травами и прочими снадобьями. На прилавке заметное место занимали две больших ступы с пестами, а полки на стенах были уставлены горшками и маленькими склянками. Ганнон осмотрел помещение, но ничего не увидел, чем бы можно было забаррикадировать дверь. С колотящимся сердцем он прислонился к ней и прижал ухо к доскам. Аврелия смотрела на него со страхом на лице.
– Куда они делись? – прокричал кто-то по-гречески.
– Заткнись, – проворчал второй голос.
– Почему?
– Эй, Юлий, тебе лучше закончить поскорее! – проревел кто-то по-латински. – У нас тут завелась компания. Несколько сиракузских шлюхиных сынов пришли спасать свою подругу.
– Дерьмо! Назад! – прокричал первый грек, и Ганнон приободрился.
Снаружи царила сумятица, сиракузцы убежали, а легионеры схватили оружие и пустились за ними. Когда звуки схватки в переулке затихли, Ганнон рискнул выглянуть наружу. Все легионеры как будто ушли, кроме одного, чья задница дергалась вверх-вниз между ногами какой-то женщины.
Бросившись вперед, Ганнон проткнул его сзади мечом, а потом, подняв с рыдающей жертвы, перерезал насильнику горло. Женщина – девушка – уставилась на Ганнона, в ужасе раскрыв рот, ее лицо и груди были сплошным кровоподтеком.
– Беги, – велел Ганнон, отбрасывая труп в сторону. – Найди, где спрятаться.
Аврелия хотела было помочь девушке встать, но Ганнон оттащил ее.
– Она же еще ребенок! – запротестовала подруга.
Он сжал ее локоть крепче.
– Мы не можем помогать. Нужно молиться, чтобы сами выжили. То, что мы видим, – только начало, поверь мне. К наступлению ночи все будет гораздо хуже.
Ее взгляд упал на девушку. Она лежала, не шевелясь.
– Спасайся, пожалуйста. Пока они не вернулись.
Девушка отвернулась.
Аврелия схватила чей-то окровавленный гладиус и протянула ей рукояткой вперед.
– Возьми. Им можно убить других или себя.
Когда девушка взяла его, Аврелия полными слез глазами посмотрела на Ганнона.
– Я готова.
Моля, чтобы череда неудач закончилась, Ганнон направился в маленькую улочку напротив.
Какое-то время они не видели никаких солдат – ни сиракузцев, ни римлян. На перекрестке шагов через двести у него шевельнулась надежда. На стене была нарисована человеческая рука с указательным пальцем, вытянутым в сторону одной из четырех улиц. Под ней он прочел по-гречески «АХРАДИНА». Указатели были в городе редкостью, и потому у него был лишний повод для благодарности.
– Туда.
Не прошли они и пятидесяти шагов, как из сырной лавки вышла четверка легионеров; каждый с кругом сыра под мышкой. При виде Ганнона с Аврелией они закричали и бросились к ним.
– Беги назад, – бешено прошептал Ганнон, но, когда обернулся, его сердце упало. Привлеченные криками своих товарищей, из дома, который, должно быть, обыскивали, выскочили еще трое римлян. Путь к перекрестку был перекрыт, и поблизости не было видно никакого переулка. Юноша забарабанил в одну дверь, в другую, но все были заперты изнутри.
