– Я скажу им, что я римлянка, – сказала Аврелия, – и чтобы они не трогали тебя.
– Они и слушать тебя не станут. Посмотри на них – дикие звери.
Заслонив Аврелию, Ганнон передвинулся, чтобы встать к стене лавки, и в последний момент заметил в грязи рядом валявшийся сиракузский щит. Схватив его, он почувствовал себя немного лучше. Если повезет, он сможет убить нескольких, прежде чем его самого оглушат или зарубят.
– Дай кинжал, – сказала Аврелия. – Я тоже смогу сражаться, когда они подойдут ближе.
Ганнон хотел так много сказать! Как рад он был, что они встретились, как он наслаждался временем, проведенным вместе… Как мечтал в мирное время забрать ее в Карфаген, где они вместе могли бы создать семью… Но, не сказав ни слова, он вытащил из ножен кинжал и протянул ей.
Когда первые легионеры приблизились со злобными взглядами, Ганнон увидел, что на улице появились еще двое. Они замерли, словно не зная, вмешиваться или нет, а потом с мрачной решительностью двинулись к ним. Отчаянье почти захлестнуло молодого человека. Семеро на одного – плохое соотношение, но еще оставалось в пределах возможного как-то убежать вместе с Аврелией. А против девяти шансов не было.
Квинт с Урцием бесцельно блуждали по улицам, время от времени присоединяясь к жестоким стычкам с сиракузскими солдатами, которые приготовились сопротивляться. Однако в основном подавленные горем друзья разыскивали Перу. Как ни маловероятно было найти его в охваченном насилием городе, оба не теряли надежды, так как не могли прогнать из головы Коракса. Больше четырех лет он был их начальником, защитником, отцом-командиром. Его смерть сама по себе была горем, но смерть от руки убийцы – Перы – вызывала самое страшное негодование. Объекта охоты нигде не было видно, однако друзья не сдавались. Пера был где-то в Сиракузах. Пока стычки продолжались, оставался шанс убить его незаметно, а если верить словам попадающихся навстречу легионеров, они постепенно перемещались к Ахрадине и Тихе. Пера скорее всего там, решили друзья. Какой бы он ни был моллис и коварный шлюхин сын, но он выполняет свои обязанности.
Путь преградил ряд горящих домов. Густой дым вздымался в небо, и языки пламени лизали стены деревянных зданий. Оттуда огонь распространялся на крышу, угрожая строениям по обе стороны. Внутри слышались крики. Когда гастаты остановились, из окна третьего этажа выбросилась женщина и со стуком упала на мостовую внизу. Больше она не двигалась, но хохочущие легионеры собрались посмотреть, как в окне появился какой-то человек – ее муж? – с маленьким ребенком на руках. Не сговариваясь, Квинт и Урций отвернулись.
Какое-то время они не разговаривали. В окружении всего этого ужаса говорить было не о чем.
– Смотри, – вдруг сказал Урций.
Квинт взглянул. В пятидесяти шагах впереди две небольших группы легионеров приближались к двум фигурам, прижавшимся спиной к стене лавки.
– Нам их не остановить, – со вздохом сказал он.
– Нам все равно придется пройти мимо или возвращаться мимо горящих домов.
– Не могу видеть, как дети прыгают вниз, чтобы умереть, – быстро проговорил Квинт; в голове у него снова всплыли образы Энны. – Пошли вперед.
Они продолжили путь. Через несколько ударов сердца началась драка. Лишь двое легионеров могли нападать одновременно. Остальные отступили, громко выражая свое мнение о происходящем. Когда Квинт и Урций подошли, один гастат, крича, упал с глубокой раной в животе. Выкрикивая ругательства, его место занял другой. Его неосторожность оказалась губительной. Человек, загнанный в угол – насколько мог видеть Квинт, сиракузский командир, – ударил своим тяжелым щитом сначала одного, а потом другого противника. Оба инстинктивно шагнули назад, и сиракузец мечом проткнул одному горло. Когда он вынул клинок, кровь брызнула фонтаном, а легионер упал на землю, как брошенный в колодец камень.
– Неплохо, – восхищенно сказал Урций. – Он так сражается, потому что с ним женщина. Видишь?
Квинту не хотелось смотреть, не хотелось видеть еще одно искаженное страхом женское лицо. Тем не менее его внимание было приковано к разворачивающейся перед ним битве, и неизбежно его взгляд упал на спутницу сиракузца. То, что он увидел, сначала не воспринялось мозгом. Юноша моргнул и взглянул снова. И сердце сжало железным обручем.
– Аврелия? – прошептал он. – Не может быть. Этого не может быть…
Урций заметил в его тоне нечто необычное.
– В чем дело?
Квинт подошел поближе, его сердце колотилось в бешеном неровном ритме. С двадцати шагов он ясно увидел, что это его сестра. Годы разлуки не изменили ее. Что она делает в Сиракузах, к тому же с вражеским командиром, он не мог представить, но это была Аврелия. В своем возбуждении он не обращал внимания на ее спутника и схватил Урция за плечо.
– Ты мне доверяешь?
Тот удивленно воззрился на него.
– Свою жизнь, ты это знаешь.
– Так поверь мне, брат, когда я скажу тебе, что та женщина – моя сестра. Я понятия не имею, почему она здесь, но это она.
У приятеля медленно отвисла челюсть.
– Ты уверен?
– Настолько уверен, что сейчас брошусь на своих и попытаюсь ее спасти.
Урций длинно и замысловато выругался. Тут упал еще один легионер с распоротым брюхом. Остальным надоело. Ревя, как взбешенные быки, они двинулись все вместе.
Квинт не стал дожидаться от Урция ответа. Он ринулся вперед с мечом и щитом на изготовку.
– Оставьте ее! Она римлянка! Римлянка!
Одновременно произошло множество вещей.
– Брат? – вскрикнула Аврелия.
Двое легионеров обернулись и увидели Квинта.
– Кому какое дело, кто она такая? – проревел один. – После того, что сделал ее дружок, она получит… – Его слова перешли в неразборчивый вопль, когда защитник Аврелии поразил его в бок.
– Брось оружие и уходи, – крикнул Квинт.
Еще оставалось трое невредимых легионеров. Он не думал о себе, но если они нацелят атаку на Аврелию и ее защитника, ее запросто могут убить.
– Я с тобой, брат.
Урций встал рядом. Солдат ощутил облегчение. Теперь их было поровну. Легионеры оробели, и защитник Аврелии ранил одного в икру. Римлянин с криком упал, и сиракузец добил его мощным ударом в грудь.
– Римлянка, говоришь? – спросил один из оставшихся легионеров и отступил в сторону. – Она вся твоя.
– Тогда проваливайте, – прорычал Урций.
– Ну, ты даешь, брат, – сказал первый легионер.
– Да.
Избегая смотреть в глаза, второй поковылял прочь.
– Их нельзя оставлять в живых, – сказал защитник Аврелии. – Они расскажут кому-нибудь, что вы помогли врагу.
В крайнем потрясении он узнал этот голос. Сражение, шлем и колючая борода не давали узнать его раньше.
