замерла, глядя на неё широко раскрытыми глазами. Её пение она слышала впервые, а когда они с Родькой запели дуэтом, застыла в восхищении и смотрела на обоих, как на чудо. Она и без этого не переставала ими восхищаться, хотя не знала об этих людях практически ничего. Ни Стеша, ни Родька ничего о себе не рассказывали. Оба считали, что в их историях нет ничего заслуживавшего интереса, а доставшееся им наследство всего лишь воля случая, который свел их с Адамом Викентьевичем, и гордиться тут особенно нечем.
Стеша не раз замечала, как Катя танцует под звуки Родькиной свирели, оставаясь с ним наедине, и, поймав её взгляд, сделала рукой приглашающий жест. Катя поднялась и, ещё не совсем понимая, чего от неё хотят, подошла ближе. Не прекращая петь, Стеша покрутила кистью параллельно полу, показывая, чтобы она танцевала. Танцевать Катя любила с раннего детства. Но ввиду своей замкнутости, сложившейся из – за отношения односельчан к её маме, на людях свои способности никогда не показывала. Только дома, оставаясь одна, включала старенький проигрыватель и танцевала часами, представляя себя в образе героини какого – нибудь романа. Поняв Стешу, она сделала первое робкое па. Стеша улыбнулась и кивнула. Софья Николаевна, аккомпонировавшая им на пианино, тоже улыбнулась и прикрыла глаза, выражая своё одобрение, и Катя начала танцевать.
– Ребята, это замечательно! – воскликнула Софья Николаевна, когда их импровизация была закончена, – Я завтра же поговорю с Риммой Анатольевной. Она посоветует нам хорошего хореографа для индивидуальной работы с Катенькой. У девочки очень лёгкая, пластичная фигура и замечательно чувство ритма. С нею надо позаниматься, и вы сможете выступать втроём.
Стеша вновь почувствовала прилив воодушевления к работе и, радуясь его пробуждению, крепко прижала Катеньку к себе. К этой девочке она испытывала самые настоящие материнские чувства, хотя была старше неё всего лишь на несколько лет. То же самое она испытывала к маленькой Галочке. Её забрали через два дня после похорон Наташи. Новая няня, с которой её отец и дедушка приехали за малышкой, была для этой роли слишком молода и красива. Похоже, нанимая домашнюю прислугу, Андрей руководствовался теми же данными, как и при выборе секретарей в офис. Собирая девочку, дамы возмущенно переглядывались и пожимали плечами, указывая глазами на нянькины сапожки на высокой тонюсенькой шпильке, пальчики с длиннющим маникюром, унизанные кольцами, длинные волосы и шарф, которые явно мешали ей управляться с ребёнком, но вынуждены были молчать.
Единственным человеком, имевшим право голоса, был Панин, но, судя по его равнодушно – спокойному виду, возражений у него не было. В то, что эта красотка устраивала его так же, как и зятя, верилось с трудом. Скорее всего, оглушенный горем, он жил по инерции, ни во что не вникая и не вмешиваясь. А может, ещё того хуже, понимал, что считаться с его мнением никто не будет, и молчал, боясь лишиться возможности видеть внучку, которая была главным смыслом его жизни.
Надежда Семёновна горела желанием рассказать ему о подслушанном разговоре Андрея с мамой Даши, о их предполагаемой связи и вероятности её вины в гибели его дочери. Стеше удалось отговорить её с большим трудом, повторяя один и тот же аргумент – все их доводы недоказуемы, а Андрей всё – таки родной отец Галочки, которую очень любит, и пускай всё прошлое остаётся на его совести.
Похоже, он чувствовал их антипатию и недоверие, и очень спешил. Бросив несколько слов благодарности, взял дочь на руки и, быстро попрощавшись, пошел к машине. Нянька по сорочьи поскакала на своих тонких каблучках следом. Стеша стояла на крыльце, кутаясь в Асенькин пуховый платок, и с трудом сдерживала слёзы. Панин долго всех благодарил, ещё раз обменялся телефонами с Надеждой Семёновной, перецеловал руки всех присутствующих женщин, и, через силу улыбнувшись, медленно, словно нехотя, пошел к машине. Его потерянный вид, ссутулившиеся плечи и подрагивавшие руки говорили о том, что в этой крошечной девочке сосредоточилось всё, что его держит в этой жизни и ради того, чтобы быть рядом с нею, он готов вытерпеть всё.
Стеша постаралась отмахнуться от этих воспоминаний, не позволяя им затягивать себя в угнетённое состояние, в котором находилась уже достаточно долго. Жизнь продолжалась, и она сама должна стать её хозяйкой и вести за собой тех, кто ей доверился.
Глава36
Была весна, время цветения жасмина, чистого синего неба, безумно красивых облаков и ожидания перемен. Каждый год, в последнее воскресенье апреля, проводился праздник, посвящённый дню города. Игорь Станиславович заранее передал им через Софью Николаевну официальное приглашение на выступление на посвященном ему концерте. Стеша, до сих пор избегавшая появления на публике, попыталась было придумать отговорку, чтобы от него отказаться, но Софья Николаевна, передававшая ей приглашение, строго сдвинула брови, постучала ребром ладони по столу и сказала.
– Степанида, прекращай!…
Так строга она не была с нею ещё никогда. Стеша невольно подтянулась и развела руками, как делала всегда, признавая свою неправоту.
– Да – да. – продолжила старшая подруга, – не забывай, что ты теперь не одна. Жизнь продолжается, и хватит становиться в позу страуса, прячущего голову в песок. Пора брать себя в руки и начинать действовать.
Стеша и сама понимала, что, закрываясь в себе, лишает себя и своих близких многих радостей жизни. Но для того, чтобы идти вперёд, нужна огромная сила духа или хотя бы сильное плечо, на которое она могла бы опереться, а у неё не было ни того, ни другого.
– Стешенька, миленькая, пожалуйста, давай попробуем… – попросила Катя, гладя её по руке.
Стеша прекрасно понимала эту девочку, её желание испытать себя. Отказав, она может лишить её веры в свои силы и возможности быть счастливой. И она согласилась.
– Хорошо, Катюша, поедем, обязательно поедем.
Позанимавшись пару недель у Софьи Николаевны, Стеша наконец – то решилась перенести уроки домой, так всем было гораздо удобнее. Но прежде она съездила с Софьей Николаевной и Надеждой Семёновной в Демидовку, заказала службу по усопшим, долго молилась о их упокоении и только потом почувствовала себя вправе делать то, что считала необходимым. Заодно они договорились со священником о венчании Родьки и Кати. За это время отец Никита сильно сдал, но на венчание согласился с радостью и назначил его на середину лета.
Катя органично вписалась в их ансамбль, добавив ему ещё одну изюминку. Хореографа, тоненькую девушку с короткой стрижкой и задорно вздёрнутым носиком, приглашенную для занятий с нею, звали Анастасия Маркова. В школе искусств она работала недавно, но показала себя как увлечённый, энергичный преподаватель. Поприсутствовав на репетициях, она сразу же загорелась желанием работать в их коллективе и стала заниматься с Катей,
