— Пирог, сыр, бутылку вина и ветчину! — приказал Нанси, поднимаясь с места. — В корзину, живо!
Паж встал из-за стола, неестественно выпрямил спину, вскинул голову. Мальчик явно не догадывался, что он задумал. Раны, усталость, лихорадка и выпитое вино делали свое дело.
— Будешь поставлять обеды в Бастилию для шевалье Александра, — вполголоса распорядился капитан, когда трактирщик подал корзину одному из солдат. — А это — задаток.
Ну что ж, подумал капитан, одно дело сделано. Оставалось совершить второе.
Глава 35
Каким человеком оказался господин Лоран Тестю
Господин Тестю, комендант первой тюрьмы Франции, пребывал в некотором затруднении. Дело было не в том, что камеры и карцеры вверенной ему тюрьмы уже давно требовали ремонта, и не в том, что в хозяйстве Бастилии обнаружилась крупная недостача, и даже не в том, что кто-то из узников крепости предпринял попытку бежать — стены Бастилии были по прежнему крепки, солдаты и офицеры дисциплинированы и бдительны, тюремные правила просты и суровы. Дело было в одном единственном узнике, переданном на его попечение лично капитаном стражи его величества бароном де Нанси.
Вполне понятное беспокойство овладело комендантом уже при первом взгляде на юного шевалье, разодетого с роскошью принца крови. Этот надменный взгляд из-под полуприкрытых век, эта величественная осанка, эта небрежность, с которой юнец принимал явную почтительность капитана де Нанси, а также два кошелька с золотом способны были смутить даже коменданта Бастилии… Когда же господин Тестю взглянул на письменный приказ, переданный капитаном, его смутное беспокойство переросло в неподдельную тревогу. В приказе, от начало и до конца написанным рукою короля, не значилось никакой фамилии арестованного — только имя. «Приказываю капитану де Нанси взять под стражу шевалье Александра и доставить его в мою крепость Бастилию, где он будет содержаться, пока мне это будет угодно». По такому приказу узник мог провести в Бастилии и два часа и всю оставшуюся жизнь — что не слишком беспокоило Лорана Тестю. Но обращение с арестованным, но его содержание — камера, средства, сношение с внешним миром — с этим-то как прикажете быть?
Когда под предлогом выполнения необходимых формальностей Тестю постарался выяснить у самого арестанта его, несомненно, благородное имя, он немедленно получил суровую отповедь от барона де Нанси.
— Не ваше дело, комендант! — отрезал капитан прежде, чем юный шевалье успел открыть рот. — Если бы его величество желал огласить имя шевалье, он бы так и сделал. Но, к счастью, наш великодушный король бережет доброе имя своих подданных, — многозначительно закончил Нанси.
Еще больше встревожившись от совершенно не свойственной его величеству деликатности, Тестю внимательно посмотрел на юнца и испуганно прикрыл рот. Только сейчас до него дошло, что юный шевалье был одет в цвета французского королевского дома.
Теперь коменданту стала понятна и невероятная надменность молодого человека, и утонченная роскошь и великолепие его одежд, и необычная почтительность капитана королевской стражи, и редкое умолчание фамилии арестованного вельможи. В самом деле, не мог же его величество написать в приказе фамилию «Валуа»? Подобное могло бы вызвать совершенно ненужные слухи и домыслы. Лорану Тестю как-то приходилось видеть двоих признанных незаконных отпрысков покойного короля Генриха II, но он знал о существовании и других его незаконных детей, пусть и не успевших получить официальное признание короля. Судя по всему, шевалье Александр и был одним из таких бастардов и, следовательно, заслуживал самого почтительного к себе отношения.
— И, кстати, комендант, — словно угадав мысли Тестю, проговорил капитан де Нанси. — Сегодня его величество гневается на шевалье Александра, а завтра… ну, в крайнем случае, через месяц… вновь вернет ему свое расположение.
Тестю понял прозрачный намек. От своего предшественника, да и из собственного опыта комендант немало узнал о последствиях недостаточной почтительности тюремщиков к иным заключенным. Бывало вельможа сидит в тюрьме и год, и два, и десять, а на одиннадцатый год выходит на свободу, возвращает себе привязанность короля, да еще жестоко мстит за себя ни в чем не повинному коменданту.
Нет уж, увольте! За годы главенства в Бастилии Тестю успел понять, какой доход умный человек может извлечь из этой должности, и потому не желал ее терять.
— Я назначу… его светлости… тридцать ливров содержания, как генералам, — неуверенно сообщил комендант капитану королевской стражи.
Нанси одобрительно кивнул.
— И выделю ему лучшую камеру, — добавил Тестю.
На этот раз на губах капитана появилась покровительственная улыбка.
— И вот что еще, комендант, — важно заговорил Нанси. — Сегодня днем к услугам шевалье явятся его лакей и паж. Не препятствуйте им служить шевалье.
Тестю торопливо кивнул.
— И каждый день шевалье Александр будет получать заказанный для него обед, — тем же тоном сообщил капитан. — А то, боюсь, в вашей дыре не сыщешь приличной еды.
— Что вы, ваша милость, — в испуге возразил Тестю. — Кухня Бастилии содержится в полном порядке, а для его светлости я буду подавать еду с собственного стола!
— Ну что же, рискните, — посоветовал капитан. — Однако, — голос Нанси вновь сделался строг, — я должен сделать вам замечание. Не надо называть… шевалье, — капитан словно бы запнулся, как будто обращение «шевалье» по отношению к юному вельможе было для него непривычно, — «его светлостью». Он не «светлость».
Тестю побледнел. Конечно, брат короля не может быть «светлостью». Он — «высочество».
— Но как… как же мне называть…
— У вас есть королевский приказ. Там все написано. Называйте… шевалье, — Нанси вновь сделал небольшую, но весьма многозначительную паузу, — просто «шевалье Александром». Этого достаточно.
Комендант почтительно склонил голову, с тоской размышляя, как тяжко для должностных лиц, когда его величество изволит гневаться на своих родственников. Ну что ж, стоит заручиться благосклонностью «шевалье Александра» на случай, если впоследствии его величество пожелает узнать, не обижал ли кто-нибудь его сводного брата в Бастилии.
О том, что «шевалье Александр» королевский сын, господин Тестю убедился через три часа, когда в крепости появились обещанные капитаном де Нанси лакей и паж. Означенные лица заявились в Бастилию не просто так, а вместе с вьючной лошадью, на которой были доставлены два ковра, белье и гардероб узника, его посуда, с десяток книг, несколько связок дорогих зеленых и розовых свечей, клетка со скворцом, лютня, бесчисленные баночки с кремами, пудрами и притираниями, флаконы духов и еще какие-то мелочи, назначение которых комендант даже не пытался узнать.
