Она поднесла к губам его руку, глядя с выражением неизъяснимой любви и благодарности, и прошла, вся в мечтах, к себе в спальню.
Миновала неделя. Настроение у Ральфа Петтоу было не из лучших. От его проницательного взгляда, еще больше обостренного подозрительностью и недоверчивостью к окружающим, не укрылось, что все те, с кем он общался и к кому проявлял интерес, переменили свое отношение к нему.
Прежде всего Джорджиана. От ужасного удара, нанесенного ей разоблачениями незнакомки, она, правда, вскоре оправилась. Гордость не позволяла ей верить, что все услышанное — правда. Девица, сбежавшая от графа Цендерштейна — если это было верно, — чтобы броситься в объятия Буту, не заслуживала ни малейшего доверия. И даже если Ральф говорил Буту или кому-либо другому что-то подобное, это наверняка было шуткой или средством обмануть Бута. Тем не менее то, что она узнала, оставило в ее сердце неизгладимый след. Рассудок неизменно пытался убедить ее, что та незнакомка просто интриганка, преследующая какие-то свои цели: может, даже заполучить Ральфа для себя! Но во всем ее облике, в тоне ее рассказа было нечто такое, что по-прежнему стояло перед мысленным взором леди Джорджианы, по-прежнему звучало в ее ушах! «И все же это правда!» — в отчаянии восклицала она временами, обращаясь к себе самой. Как бы то ни было, в душу леди Джорджианы проник яд, который, несмотря на все доводы разума, призванные обезвредить его, продолжал свое пагубное действие и грозил уничтожить ее.
Как ей было узнать истину? Она сказала Ральфу, что слышала от подруги удивительные вещи о том клубе. Ральф холодно ответил, что ходил туда встречаться со знакомыми политиками и друзьями мятежников — одним словом, в интересах дела; более подробно обсуждать клубные порядки ни он, ни Джорджиана не стали. Впрочем, в глубине души Ральфа обеспокоили намеки возлюбленной. Неужели ей все рассказал Бут? Сам способный на любое предательство, Ральф, разумеется, допускал и измену со стороны актера. Однако тот, как выяснилось, не мог проболтаться, потому что на следующий же день после того памятного вечера в клубе на несколько дней покинул Нью-Йорк, отправившись гастролировать в Бостон. И все же это не слишком волновало капитана Петтоу. Его больше встревожил другой вопрос Джорджианы. В небольшой нью-йоркской газетке, которая публиковала преимущественно городские сплетни и пользовалась большой популярностью в высшем обществе, вновь появился намек на то, что на днях капитана Петтоу видели на главной улице в сопровождении прекрасной мисс Элизы. Леди Джорджиана с улыбкой — что это была за странная улыбка! — показала ему заметку, спросив при этом:
— Кто из твоих друзей во что бы то ни стало стремится женить тебя на «невесте с миллионами» и публикует такие вещи в газете?
— Какой-то идиот! — отрезал Ральф, обескураженный необычной улыбкой Джорджианы.
— Ну, разумеется, идиот, так и скажи ему! — ответила леди Блэкбелл. — Ведь, если тебя будут считать возлюбленным мисс Элизы, а впоследствии обнаружится, что ты получил отказ, тебе станет неловко!
В словах любовницы Ральф уловил что-то похожее на подозрение, и в то же время в них звучало нечто, напоминающее скрытую угрозу. Откуда у Джорджианы, еще неделю назад так привязанной к нему, такой доверчивой, воспринимавшей каждое его слово как непреложную истину, вдруг возникли подобные сомнения? Что ему надлежит делать, чтобы отвести грозу, готовую надвинуться с этой стороны?
Заставляло его задуматься и поведение мистера Эверетта. В нем произошли непонятные перемены. Казалось, он воспрянул духом, ожил. Молчаливость, печаль, мизантропия, владевшие им со времени исчезновения Ричарда, бесследно исчезли. Иногда он улыбался про себя, думая, что его никто не видит, улыбался счастливой улыбкой, а когда его как-то в разговоре спросили о Ричарде, он хотя и повторил несколько раз: «Бедный, славный юноша!», но сказал это совсем другим тоном, чем прежде. Примерно так говорят о том, кого, в сущности, не считают столь глубоко несчастным, или о том, кого постигла временная неудача. Как связать одно с другим? Может быть, старику пришло на ум жениться и поэтому потерю Ричарда он воспринимает теперь не так болезненно? Ральфу требовалось сесть в засаду — он должен был все узнать. Правда, если он станет зятем богача Бюхтинга, мужем «невесты с миллионами», ему будет почти безразлично, получит ли он еще и наследство мистера Эверетта. Но покоя Ральф не обрел. Мистер Эверетт теперь почти каждый день подолгу отсутствовал, и никто не знал, где он пропадает. Ральфу предстояло узнать, что все это значит. Он должен был внести соответствующие поправки в свои планы.
Переменился, как заметил Ральф, даже мистер Бюхтинг. Отец Элизы был с ним неизменно приветлив и учтив, как со старым знакомым, — таким же он продолжал оставаться и теперь. Но во взгляде мистера Бюхтинга Ральф — как уже говорилось, весьма наблюдательный человек — отметил нечто непривычное, нечто холодное, отчужденное, сдержанное, чего не замечал прежде. И всякий раз, когда Ральф начинал размышлять о причинах этих перемен, ему вспоминался негр из Афин. Он не мог понять почему. Что мог сказать мистеру Бюхтингу издыхающий ниггер? И все же впервые Ральф обратил внимание на этот холодный, скользнувший по нему, словно он был пустым местом, взгляд мистера Бюхтинга в тот самый вечер в Афинах.
Не осталась прежней и Элиза. Коснувшаяся ее перемена оказалась едва уловимой, однако от Ральфа она не укрылась. С ним мисс Бюхтинг держалась дружелюбнее, нежели раньше, но эта ее приветливость казалась единственным проявлением общего радостного возбуждения, каким она, похоже, была охвачена. И всем бросалось в глаза ее необычное состояние. Каковы были его причины? Неужели кто-то пленил сердце Элизы? Ральф хорошо знал, что это не он. Ему было известно, что она любила Ричарда, и никого больше. Именно поэтому он надеялся, что, как друг Ричарда, как старый добрый знакомый, почти ежедневно навещавший дом мистера Бюхтинга, станет первым кандидатом на ее руку. Что же с ней произошло? Она излучала тихое счастье, чего раньше он за ней не замечал. Эта метаморфоза никак не была связана с ним — тут у него сомнений не возникало: временами она относилась к нему равнодушно, весьма прохладно, если не сказать — холодно. Так что это было? Что творилось в ее душе?
Все эти мысли не просто занимали его — они терзали его, не давая покоя. Наказание, какое Дантес определил преступнику, начало проявляться все ощутимей. Ральф ломал себе голову, но безрезультатно. Открытое сватовство к Элизе не входило в его планы. Даже не будь Джорджианы, действовать ему надлежало очень осмотрительно. Завоевать мисс Элизу невозможно — свою благосклонность и расположение она дарит сама. Но никогда не сделает этого, если ее отец и мистер Эверетт не будут расположены к капитану.
