На сегодняшний день эти «утюги» уверенно опережали по своим тактико-техническим характеристикам любые корабли мира. Эх, будь их у меня хотя бы десяток, к англичанам быстро пришел бы толстый полярный лис, но… Димыч, гад такой, встал насмерть, не желая тратить ресурсы на производство «морально устаревших корыт».
В реальной истории в начале девяностых годов на Черном море заложили еще три броненосца – «Георгий Победоносец», «Двенадцать апостолов» и «Три святителя». Но мы по понятным причинам решили от этой троицы отказаться, сделав ставку на «минные крейсера» проекта «Бешеный».
К дате начала операции, 5 июля 1890 года, мы имели восемь единиц этой серии: «Бешеный», «Безумный», «Страшный», «Злой», «Дикий», «Смелый», «Грозный», «Ужасный». «Адмиральский призыв» дал нам несколько тысяч образованных молодых людей, лучшими из которых укомплектовали две трети штатов. Оставшуюся треть составили опытные «пираты».
Несмотря на мою любовь к большим кораблям, я понимал, что главная ударная сила флота не броненосцы, а именно они – эсминцы, уже прозванные «Бешеной стаей». И случись нам схватиться с англичанами – рвать борта их броненосцев клыками быстроходных торпед будут эти «псы».
Для операции в эскадру, кроме броненосцев и эсминцев, собрали шесть канонерских лодок[185], восемнадцать транспортов с войсками, шесть тральщиков и корабли нового типа: плавбаза «Днепр» – носитель разведывательно-дозорных планеров и плавбаза «Волга» – носитель катеров-торпедоносцев. До полного сходства с памятным сновидением[186] не хватало только плавбазы «Дон» – носителя мини-субмарин. Подлодок в нашей альтернативной реальности пока не было, а вот скоростные торпедные катера с дизельными двигателями и мотодельтапланы, называемые тут «планерами», эксплуатировались вовсю. Мало того – я натурально охренел, когда узнал, что некий инженер Найденов, талантливый пилот-самоучка из стальградского КБ, за год тайком подготовил три десятка пилотов.
Противопоставить этой армаде турки ничего не могли. Их флот не получал крупные боевые корабли с 1879 года. Основная ударная сила состояла из броненосца «Мессудие» (водоизмещение девять тысяч тонн); четырех броненосцев по шесть тысяч тонн («Османие», «Махмудие», «Азизие» и «Оркание»); броненосца «Ассари-Тефтик» (четыре тысячи тонн) и нескольких мелких (по две тысячи тонн водоизмещением) броненосцев береговой охраны «Ассари-Шевкет», «Люфти-Джелиль», «Авни-Иллах», «Фетхи-Буленд» (тот самый, что гонялся за «Вестой»), «Иджалие». Все корабли несли дульнозарядные орудия с хреновой баллистикой и невысокой скорострельностью и имели броню из мягкого железа. Они почти не отходили от стенок, обучения экипажей не проводилось, боевых стрельб тоже. По сути, все это «добро» – просто ржавый хлам, неспособный к выходу в море.
На береговых батареях Босфора стояли семи– и девятидюймовые дульнозарядные орудия, стреляющие на двадцать кабельтовых, – мы, не напрягаясь, легко могли уничтожить их с безопасного расстояния.
Как только красный солнечный диск показался над горизонтом, эскадра увеличила ход и начала перестроение. Вперед вышли броненосцы. На них возлагалось самое главное – уничтожение береговых батарей. Командовал броненосным отрядом опытный вице-адмирал Казнаков[187].
За ними на расстоянии десяти миль тремя кильватерными колоннами шли основные силы. В правой выстроились сведенные в один отряд канлодки под флагом контр-адмирала Назимова[188]. Их основной задачей являлось непосредственное прикрытие транспортных судов на переходе и при высадке. В левой колонне находилось два дивизиона эсминцев (по три единицы), в центральной шли транспорты с десантом – тремя стрелковыми полками (Нахимовским, Корниловским и Истоминским), артиллерийским полком и механизированной разведротой на броневиках «Медведь».
Сам я держал свой флаг на «Бешеном», которым командовал Эссен.
Турецкий берег открылся в семь часов тридцать две минуты. Я стоял на крыле мостика и наслаждался ясным солнечным утром. Впрочем, радовался не столько красоте природы, а погоде, при которой ничего не помешает броненосцам вести прицельный огонь.
– Радиограмма с «Александра»! – доложил выглянувший из рубки начштаба Алексеев. – Дистанция до Румели-Фенер[189] по дальномеру сорок кабельтовых. Отряд начинает пристрелку!
В этот самый момент идущие впереди броненосцы окутались клубами белого дыма.
– Бог им в помощь! – Я медленно перекрестился. Первая бомбардировка проливов началась.
Начальник штаба повторил мой жест.
– Евгений Иванович! Радируйте на «Днепр» – пора запускать наблюдателей!
– Слушаюсь! – Алексеев вернулся в рубку.
Вскоре с нашего «авианосца» взлетели три дельтаплана, набрали высоту в триста метров и медленно двинулись в сторону берега. Жаль, что сделать из них корректировщиков артогня мы так и не смогли – радиостанции пока что занимали целый корабельный отсек, а передавать координаты цветными ракетами, миганием электрическим фонариком, жестами, вымпелами или иным способом представлялось затруднительным. Поэтому летчики просто наблюдали за общей обстановкой. А в данном случае должны были, сменяясь через каждый час, сообщать результаты обстрела.
Солнце тихонько карабкалось по небосводу. Прошло всего полчаса, а на мостике начало ощутимо припекать – только порывы легкого ветерка изредка освежали разгоряченное лицо. Однако пора работать. Я вздохнул и полез в полутемную рубку. Вестовой немедленно задраил за мной крышку бронированного люка. Большие вентиляторы поддерживали в отсеке приятную прохладу – спасибо Димычу, который подумал о такой мелочи. Мало того – три «бешеных» из восьми строились по специальному плану – в качестве командирских кораблей. На них и рубка попросторнее, чтобы штаб подразделения вместить, и радиостанций две штуки, да и жилых кают повышенной комфортности побольше. Правда, платой за это послужил запас торпед – их всего на два залпа. Собственно, первый «адмиральский» эсминец достался мне, а два других – командирам дивизионов Макарову и Витгефту[190].
Увидев командующего, офицеры вытянулись в струнку.
– Докладывайте! – оглядев по очереди подчиненных, приказал я.
– Эскадра закончила перестроение сорок минут назад. Отряд Казнакова открыл огонь двадцать три минуты назад. Курс сто девяносто пять, эскадренная скорость двенадцать узлов, прямо по курсу Румели-Фенер, дистанция тридцать пять кабельтовых! – четко отрапортовал Алексеев. – До поворота на новый курс – двенадцать минут.