— Говори, только скорее, — грозно сказал Рыцарь. — Знай, что этот дом окружен моими людьми, и что мне стоит только подать сигнал для того, чтобы мои распоряжения были исполнены…
— Вот что я от тебя потребую, — возразил Сомбой с полным спокойствием, — во-первых, чтобы ты возвратил мне свободу, во-вторых, чтобы ты отдал мне все деньги, находящиеся в твоих сундуках, в-третьих, чтобы ты отказался от Сабины, которую я люблю и которую хочу увезти с собой.
Рыцарь поднял свой пистолет.
— Если ты меня убьешь, — холодно сказал Сомбой, — Сабина и Нисетта умрут завтра.
— Они умрут завтра! — вскричал Рыцарь.
— Да, умрут, — повторил Сомбой. — Умру я или останусь жив, одни ли останутся эти девушки, или их будут охранять, они умрут через двадцать четыре часа, если я не поставлю преграду между ними и смертью, Ты думаешь, что держишь меня в своих руках, но на самом деле я держу тебя в моих.
Дуло пистолета поднялось к голове Сомбоя.
— Объяснись! — страшным голосом закричал Рыцарь.
— Когда я оставил этот дом сегодня утром в восемь часов, я дал этим женщинам яд, противоядие от которого знаю только я. Оставив их здесь, я старался предвидеть все, и ты видишь, что я сделал правильно.
— Отравлены!.. — повторил Рыцарь.
— Да, действие этого яда начинается через двадцать четыре часа после приема… Теперь час, яд был дан в восемь часов, получается, им остается еще девятнадцать часов. Если они примут известное мне противоядие, то будут жить.
— Если это так, почему ты не сказал мне об этом раньше?
— Потому что я хотел знать твои намерения. Теперь действуй. Убей меня, если хочешь, я отомщен заранее.
— Противоядие! — закричал Рыцарь.
Сомбой молча отступил на два шага.
— Противоядие! — повторил Рыцарь, подходя к Сомбою и по-прежнему держа его на прицеле.
Сомбой не отвечал и пятился назад.
— Признайся, что ты солгал, — продолжал Рыцарь, — признайся, что ты хотел сохранить свою жизнь, может быть, я оставлю тебя в живых.
— Я сказал правду, — ответил Сомбой, продолжая отступать назад под грозным дулом пистолета.
Рыцарь взмахнул пистолетом, Сомбой сделал еще шаг назад, но его спина уперлась в стену. Отступать было уже некуда.
— В последний раз: противоядие! — потребовал Рыцарь.
— Нет, если они в твоих руках, пусть умрут!
— Умри же и ты! — закричал Рыцарь и спустил курок.
Раздался выстрел, но Сомбой исчез. Он провалился в отверстие в полу, которое открылось под его ногами и сразу же закрылось над его головой. На стене было большое пятно крови. Сомбой, видимо, был ранен. Но была ли рана смертельной?
Рыцарь, отбросив пистолет, начал ощупывать стену и осматривать пол, чтобы найти секретную пружину, нажатую Сомбоем. Не найдя ничего, он бросился в переднюю, прокричал петухом, и дверь отворилась сама собой. Рыцарь выбежал из дома — человек в черной маске и в черной одежде стоял перед ним.
— Все выходы охраняют? — спросил Рыцарь хриплым голосом.
— Да, — ответил человек в маске.
— Велите поджечь этот дом, и чтобы ни одно живое существо не вышло оттуда.
Во дворе стояла лошадь. Рыцарь вскочил в седло и ускакал.
Пушки продолжали палить, и равнина Лез, недавно пустая, теперь была занята бегущими солдатами… Это бежали англичане.
— Да здравствует король! — кричало сорок тысяч человек.
С почерневшими ружьями, с окровавленными саблями, французские солдаты плясали… А между тем на этой равнине, залитой кровью, осталось около пятнадцати тысяч убитых. Англичане потеряли более десяти тысяч, французы — четыре тысячи. Людовик XV проезжал по рядам, поздравлял солдат, пожимал руки офицерам, целовал генералов… По всей линии слышались победные крики, и когда проезжал король, знамена, пробитые пулями, склонялись, раненые приподнимались и махали руками. Это сражение, выигрываемое в одиннадцать часов, проигрываемое в час, и опять выигранное в два часа, было самым знаменитым в царствование Людовика XV. Восторг был всеобщим.
— Где маршал? Где он? — спрашивал король, который еще не видел Морица, графа Саксонского.
— Государь, вот он! — сказал дофин.
Маршал, почерневший от усталости, подъехал к королю. Он соскочил с лошади и упал на колени перед Людовиком XV.
— Государь, — произнес он, — я могу теперь умереть. Я хотел жить, только чтобы увидеть вас победителем. Теперь, государь, вы знаете, от чего зависит исход сражения.
Король сошел с лошади и сам поднял Морица. Он горячо поцеловал его, и восторженные крики раздались еще громче.
В это время прискакал галопом Ришелье, покрытый пылью и кровью, в разорванной одежде. Людовик XV протянул ему руку.
— Герцог, — сказал он, — я никогда не забуду, какую услугу вы мне оказали сегодня.
Ришелье поцеловал руку короля.
— Государь, — ответил он, — позволите ли вы мне представить вашему величеству двух человек, которые первыми ворвались в ряды английской колонны.
— Да, конечно! — ответил король.
Ришелье соскочил с лошади, побежал к полку гренадеров, и, схватив одной рукой гренадера, а другой — лейб-гвардейского сержанта, быстро потащил их за собой.
— Вот они, государь! — закричал герцог.
— Ролан Даже! — с удивлением сказал Людовик XV. — А вы хотели, чтобы вас убили.
— Государь! — взволнованно ответил гренадер. — На этот раз мне не удалось.
— К счастью для вас и для меня, господин гренадер. Для меня — потому, что у меня в армии остался храбрый солдат, а для вас — потому, что я награжу вас так, как вы этого заслуживаете.
Он дал поцеловать свою правую руку Ролану, который стал на одно колено.
Даже, парикмахер, со слезами на глазах, стал на колени с другой стороны и, схватив левую руку короля, прижал ее к своим губам.
Людовик XV повернулся к лейб-гвардейскому сержанту, который ждал неподвижно в стойке «смирно».
— Как тебя зовут? — спросил король.
— Фанфан-Тюльпан, сержант третьего лейб-гвардейского полка.
— Хорошо, я запомню, — сказал король.
— Да здравствует король! — закричал Фанфан, махая шляпой.
— Да здравствует король! — повторила толпа.
Даже взял за руку сына.
— Пойдем, — сказал он, — Сабина и Нисетта ждут нас в Сент-Амане.
— А Жильбер? — спросил Ролан.
— Он с ними.
— Но как его нашли? Где он?
— Он сам тебе скажет, — и Даже увлек сына к мосту.
Настала ночь, и весь лагерь был освещен — все праздновали победу. В густом лесу близ Мортоня остановился всадник.
