— Вот и радарный контакт, — заметил он. — Передайте на «Золотой рассвет», что мы его засекли локатором, дальность шестьдесят пять морских миль. И еще скажите, что возьмем их на буксир еще до полуночи. — Чуть слышно Ник пробормотал очередную моряцкую присказку: — Коли будет на то Божья воля да погоды соизволение…
Освещение на мостике «Колдуна» пригасили до тускло-багрового, чтобы не мешать ночному зрению вахтенных. Четверо из них обшаривали глазами тот сектор, где, как им было известно, должен лежать в дрейфе «Золотой рассвет».
Радар показывал танкер ярким и четким пятнышком, которое сейчас располагалось в пределах двухмильного радиуса, однако с мостика его по-прежнему не было видно.
За два часа, прошедших с момента первого радарного контакта, они успели окончательно пересечь барическую ложбину, так что барометр теперь падал очень круто.
С отметки 1005 он рухнул до 900 и останавливаться не хотел. Идущая с востока погода несла с собой ревущие шквалы. Ветер заранее оплакивал моряков, затянув одну бесконечную, нарастающую ноту, а из-за проливного дождя видимость на всех румбах не превышала нескольких сотен ярдов. Даже сдвоенные прожектора «Колдуна», установленные на пожарной платформе, в семидесяти футах над главной палубой, не могли проникнуть за эти плотные белые завесы.
Николас как слепец нащупывал дорогу сквозь дождливый туман, поминутно меняя шаг винтов и мощность, чтобы осторожно сблизиться с «Золотым рассветом». Приказы рулевому он отдавал холодным, бесстрастным тоном, который резко контрастировал с его бледным лицом и тревожным блеском глаз, обшаривающих взвихренную границу падавшей с неба воды.
Очередной шквал резко ударил в «Колдун». С истошным ревом он подбросил корму буксира, и сквозь разорванную на клочки дождевую завесу Николас увидел «Золотой рассвет».
Танкер лежал именно там, где ему и полагалось быть, хотя ветер уже вовсю давил на высокую надстройку ходового мостика, отжимая судно задним ходом.
На борту горели все палубные и отличительные огни, а пара красных топовых фонарей говорила о том, что судно потеряло управление. Волны, нагоняемые усиливающимся ветром, захлестывали главную палубу потоками белой пены, и со стороны судно выглядело как подводный коралловый риф.
— Обе машины средний вперед, — приказал Николас рулевому. — Подходим со стороны правого борта.
Они быстро сокращали дистанцию, коль скоро теперь танкер находился в пределах визуального контакта. Даже когда дождевая пелена вновь сомкнулась, глаз вполне различал призрачный силуэт и туманное гало дежурных огней.
Дэвид Аллен выжидательно смотрел на Николаса, и тот, не отрывая взгляда от злосчастного судна, бросил:
— Глубина?
— Сто шестнадцать саженей, но падает быстро.
Их выдувало с основного фарватера на мелководную полку флоридской литорали.
— Буксировать будем кормой вперед, — сказал Николас, и Дэвид немедленно понял почему. Сейчас никто не смог бы закрепить буксирный конец на носу танкера, потому что через него то и дело перекатывались зеленые водяные валы высотой в десять, а то и пятнадцать футов.
— Я, пожалуй, пойду на ют, — начал было Дэвид.
Николас его тут же остановил:
— Нет, вы нужны мне здесь… потому что я отправляюсь на «Золотой рассвет».
— Сэр… — Дэвида так и подмывало заявить, что заводить буксир надо немедленно, что любое промедление чревато опасностью: ведь до подветренного берега рукой подать.
— Это наш последний шанс снять пассажиров, пока не пришел настоящий ураган, — сказал Николас, и Дэвид понял, что любые протесты бесполезны. Николас Берг отправлялся за своим сыном.
С высоты ходового мостика «Золотого рассвета» отлично была видна главная палуба спасателя, который подходил к борту.
Питер Берг держался рядом с матерью, почти не уступая ей в росте. На нем был спасательный жилет, голову до самых ушей закрывала вельветовая кепка.
— Все будет в порядке, — успокаивал он Шантель. — Там отец. Сейчас все будет хорошо. — И мальчик защитным жестом взял мать за руку.
Стиснутый в кулаке ветра, «Колдун» мотался из стороны в сторону. Хотя буксир подходил с подветренной стороны танкера, дождевая пелена поминутно накрывала его плотной белесой дымкой, а палуба то и дело зарывалась в море, откидывая бортами тяжелые зеленые пласты.
В сравнении с дикими скачками буксира «Золотой рассвет» лишь грузно колыхался, придерживаемый обременяющим весом миллиона тонн нефти, и волны с растущей яростью накидывались на судно, словно выведенные из себя столь вопиющим безразличием. «Колдун» тем временем придвигался все ближе и ближе.
Дункан Александер вошел на мостик через заднюю дверь, граничившую с радиорубкой. Несмотря на качку, он легко держался на ногах, однако лицо заливал гневный багрянец.
— Берг поднимается на борт, — раздраженно выпалил он. — Попусту теряет время! Я же говорил ему, что надо как можно быстрее выходить на глубокую воду!
Его сентенции были прерваны восклицанием Питера. Мальчик показывал вниз, на «Колдун»:
— Смотрите!
Вплоть до этого момента ночь и шторм скрывали маленькие фигурки на высокой носовой надстройке буксира. На людях были мокро поблескивавшие брезентовые робы, а спасательные жилеты придавали несколько комичный вид, будто авральная команда состояла только из беременных. Матросы опускали десантный трап в горизонтальное положение.
— А вот отец! — крикнул Питер. — Вон он, впереди всех!
Качнувшийся «Колдун» на миг замер в крайнем положении, трап коснулся релинга квартердека на высоте десятка футов над главной палубой танкера — и по нему метнулась человеческая фигурка, балансируя над кипящей зеленой водой. Последние пять футов смельчак преодолел одним прыжком, ухватился за чью-то заботливо подставленную руку и тут же перемахнул через ограждение.
Буксир немедленно отвалил на полсотни футов от правого борта танкера. Наполовину скрытый дождевой пеленой, он упорно держался рядом, несмотря на все усилия ветра и моря растащить суда в разные стороны. Маневр был выполнен с такой четкостью, что производил впечатление вполне рядового события.
— Отец перебросил трос, — гордо пояснил Питер. Шантель увидела, как два матроса на квартердеке втаскивают белую нейлоновую нить, к которой была привязана парусиновая монтажная люлька.
Скрипнув, распахнулись двери лифта, и на мостике возник Николас Берг. С его штормовой робы стекала вода, расходясь лужицей под ногами.
— Отец! — бросился к нему Питер.
Николас нагнулся, прижал сына к груди в крепчайшем объятии, затем выпрямился и, не снимая руки с плеча мальчика, взглянул в глаза Шантель и Дункана Александера.
