Гэндзи подготовил речь, которую ему следовало произнести на заседании парламента, хоть он и знал, что умрет прежде, чем успеет ее прочесть. Сегодня настал давно предвиденный день, день его убийства. Почти всю свою жизнь Гэндзи знал, когда, где и как умрет. Было ли это знание благословением или проклятием? Наверное, и тем, и другим понемногу. Иногда это делало его самодовольным в те моменты, когда ему следовало бы быть внимательным, а иногда придавало мужества в таких ситуациях, в которых без этого знания его бы просто парализовало от страха.
Теперь же его жизнь подошла к концу. Все сомнения сменились уверенностью — все, кроме одного. Его дед, чьи предсказания всегда были истинны, сказал ему, что у него будет всего три видения, и их хватит, дабы провести его от начала и до конца. Но где же третье видение? Впрочем, князь Киёри был коварным самураем старой закалки. С него вполне сталось бы и солгать, чтобы Гэндзи сохранял бдительность. Да, на то похоже. Слишком уж мало времени осталось для третьего видения. Даже если оно и придет, какой в нем теперь прок?
Гэндзи взглянул на себя в зеркало. Выглядел он по-дурацки, с этими усами и бородкой французского генерала, костюмом английского политика и лицом японского князя, достигшего самых малопривлекательных лет среднего периода жизни. Ему вспомнилось, как он выглядел в те давние времена, когда он впервые встретил Эмилию Гибсон. Тогда его волосы были уложены в причудливую самурайскую прическу, ныне исчезнувшую вместе с самураями. Лицо его было молодым, безбородым, и явственно принадлежало человеку, чрезвычайно довольного собою — тем, что его угораздило родиться в знатной семье, — раз уж другого повода для довольства не имеется.
Неужто он и в самом деле был таким заносчивым и самонадеянным?
Гэндзи рассмеялся.
Было дело, было.
Он отвернулся от зеркала, и…
Гэндзи три года. Он идет вдоль берега озера Белые Камни, неподалеку от замка «Белые камни», цитадели его дедушки по материнской линии, князя Нао. Он держит в руках маленького бумажного змея и его бечеву, намотанную на палочку. С той стороны, которая при полете обращена к земле, воздушный змей разрисован воробьями, только не тусклыми, серо-коричневыми, какие они в жизни, а самых причудливых ярких цветов.
С одной стороны от него идет мужчина, а с другой — женщина. Это его отец и мать.
Гэндзи говорит:
— Замок «Белые камни», озеро Белые Камни, княжество Белые Камни. Почему здесь все называется «Белые Камни», если тут этих белых камней вовсе нету?
— Потому, что белые камни изначально были главной ценностью княжества моего отца, — объясняет его мать. — Берег этого озера славился белыми камнями, которыми пользуются при игре в го. Знатоки ценили их выше лучшего перламутра. Рассказывают, будто великий герой Ёсицунэ ценил свои камни из Сиросими выше всего, кроме чести, победы в сражении и своей возлюбленной.
— Ну и где же эти камни?
— Их не так много, как перламутра. Однажды они просто закончились.
— После этого дедушка Нао и посадил свои яблони?
— Нет, это произошло при его предке, много поколений назад. Княжество, озеро и замок продолжают называть Белыми Камнями, хотя сами камни исчезли давным-давно.
— Но из-за этого же получается путаница, — говорит маленький Гэндзи и разматывает бечеву, готовясь побежать. — Надо поменять название.
— Имя — это больше, чем просто описание, — говорит его отец. — Это эмблема постоянства, и неважно, сколь многое изменилось. Точно так же, как и твое имя. Гэндзи.
Гэндзи видит, как родители переглядываются и улыбаются друг другу.
Гэндзи-взрослый помнил эти их взгляды. Ему от них делалось неуютно, потому что они исключали его из своего круга. Теперь же он видел, что это происходило не нарочно, а просто потому, что они так тесно связывали тех двоих. Ни для кого больше не оставалось места.
— А мне и имя мое не нравится! — заявил Гэндзи и помчался по берегу, запуская змея.
Его назвали Гэндзи, как прославленного принца, героя древнего романа, написанного госпожой Мурасаки. А еще это было одно из имен великого героя из клана Минамото, Ёсицунэ; он жил взаправду, семьсот лет назад, и выигрывал битвы, даже когда все было против него. Только тот, кто происходит из клана Минамото, может быть сёгуном. Нынешний сёгун, Токугава, утверждает, будто он потомок Минамото. Гэндзи слыхал, как люди перешептывались, что, дескать, Гэндзи — слишком нелепое и выпендрежное имя для сына какого-то незначительного господина. О чем они там себе думают? — говорили люди. Что их малыш когда-нибудь станет таким же красавцем, как Блистательный Принц легенды? Что он, один из младших членов клана Окумити, когда-нибудь сможет стать сёгуном?
И теперь, когда трехлетний Гэндзи бежал вниз, к воде, а змей прыгал за ним по берегу и никак не хотел лететь, пятидесятивосьмилетний Гэндзи вспомнил, почему он получил это имя. Его мать вышла замуж очень юной. Она знала книги куда лучше, чем жизнь, и больше всего она любила роман госпожи Мурасаки. Она хотела, чтобы у нее был свой Гэндзи — пусть даже сын, а не возлюбленный. И уже по одному этому можно судить, насколько отец Гэндзи любил жену — он согласился на это имя, хотя знал, что теперь поток насмешек, обрушившихся на него, когда он стал зятем Яблочного князя, усилится. Ему наверняка пришлось выдержать яростные возражения и князя Киёри, и князя Нао. И все это было в его имени, и во взгляде, которым обменялись его родители, и в улыбке, которая принадлежала только им двоим.
Змей никак не летел. Гэндзи начал злиться. Он уже подумал было изорвать змея и выбросить в озеро, как услышал голос отца:
— Беги к нам, Гэндзи, навстречу ветру!
И он побежал, как подсказал ему отец, — маленький Гэндзи, и все оглядывался на своего змея, любуясь, как тот поймал ветер и начал подниматься. Гэндзи, очутившийся внутри себя прежнего, хотел посмотреть на мать. Если ему три года, значит, она носит сейчас его сестру, чье рождение убьет их обоих. Это их последние счастливые дни, проведенные вместе — отца, матери и маленького Гэндзи. Ему хотелось взглянуть на мать. Он запомнил ее очень красивой. Но все маленькие мальчики думают, что их мамы красивые. Ему три года, и ему — пятьдесят восемь, а его матери — двадцать, и никогда не исполнится двадцать один. Змей взмыл в небо над берегом озера Белые Камни.
Мальчик запрокинул голову. Его змей с волшебно яркими воробьями выделялся на фоне неба, словно изукрашенный драгоценными камнями кусочек радуги. Он засмеялся, и услышал, как смех отца и матери становится ближе, по мере того, как он подбегал к ним, а змей поднимался все выше и выше.
