В конце концов он даже надерзил:
— Велик бог! И это мусульмане заключают сделку на куплю–продажу?! Я отказываюсь… Бек, вы поступаете, как растерявшаяся утка, ныряющая и головой и задом.
Али–Мардан прикрикнул на Маруфа, но и сам он видел, что помещик все больше наглеет. О почтительных эпитетах, о титулах хозяин дома совсем забыл. Речь шла о барышах, и он больше не церемонился. Помещик, к тому же, отлично понимал, что за спиной Али–Мардана сейчас нет всесильного эмира.
Когда сделка была совершена, хозяин лениво заговорил:
— Я мог бы и не покупать пшеницы. Я хотел помочь вам, господин, в вашем затруднительном положении. Не забывайте, что пшеница останется лежать у меня, а в наши неспокойные времена и рабы поднимают голову.
Упоминание о «рабах, поднимающих головы», неприятно резнуло. Али–Мардан вспомнил о бунте осужденных навечно, и холодные мурашки поползли по спине.
Хозяин, кряхтя, поднялся с паласа.
— Сейчас вернулся из Карнапа верблюжатник Аззам…
— Ну и что?
— Он видел в Змеином ущелье трех или четырех русских в островерхих шапках с красными звездами. У каждого есть винтовка… С ними какой–то молодой узбек, тоже с винтовкой.
От волнения Али–Мардан даже привстал.
— Они сказали Аззаму, — продолжал помещик, что ищут высокого человека, чернобородого, в темном халате… — Он посмотрел на Али–Мардана и добавил совсем равнодушно: — Уж не вас ли, мой бек, они ищут? Кажется, они едут сюда.
— Скорее, Маруф! — закричал Али–Мардан. — Нужно готовиться к отъезду.
Помещик вдруг стал необычайно вежлив и любезен.
— Вы повезете деньги сидящему на высоком престоле, пусть имя его произносится с трепетом. В час утренней молитвы, на рассвете я передам вам деньги. Возьмете лошадь и проводника.
Ночью Али–Мардан проснулся от лая собак. Кто–то в темноте говорил за дверью:
— Большевики в кишлаке. Ищут. Скорее будите бека. За мечетью лошади и Юнус…
Али–Мардан вскочил, начал шарить руками в темноте, разыскивая халат, оружие. Он хрипло закричал:
— Деньги… Приготовьте деньги!
— Скорее, бек, скорее. Сейчас красные воины будут здесь.
— Деньги, говорю вам!
— Вы слышите собака лает уже около дома старшины.
— Деньги приготовьте… Вы…
Помещик вошел в комнату, закрывая полой халата фонарь.
— Дехкане идут сюда, ведут солдат, показывают дорогу к моему дому.
— Зачем? — испуганно спросил Али–Мардан.
— Они кричат, вы слышите их крики: «Схватим эмирских чиновников!»
Он замолк. Далеко в ночи слышался ропот голосов, доносились отдельные выкрики. Толпа приближалась. Вспыхнул над плоскими крышами отблеск красного пламени, по–видимому, зажгли факел.
По кочковатой дороге, спотыкаясь и бормоча проклятья, бежал Али–Мардан, придерживая рукой кобуру маузера. Он добежал до мечети. Прислушался. Крики слышались где–то в стороне. Дарго Маруф исчез. Али–Мардан обошел здание кругом. Ветер шумел в листве карагача. Лошадей не было.
— Юнус! — вполголоса окликнул Мардан.
Никто не отвечал.
— Эй, Юнус! Эй, Маруф!
Где–то недалеко послышалось бряцание затвора винтовки и топот копыт.
— Юнус, сюда! — обрадованно закричал Али–Мардан.
Из темноты густой бас ответил по–русски:
— Кто идет? Стой!..
Али–Мардан прижался спиной к дувалу, замер, будто хотел втиснуться в глину ограды.
— Да тут кладбище, — проговорил другой голос. — Это кому–то не спится в могиле. Эй, Санджар! Поедем к здешнему помещику. Слышишь, как кричат, наверное, там уже все. Там и твоего эмирского выродка найдем.
Стук копыт удалялся. Кто–то по–узбекски сказал: — Вы слышали, он сегодня возомнил себя хозяином кишлака и отобрал в налог всю пшеницу. Если я его поймаю, заставлю пить собственную кровь…
Али–Мардан лег на землю и пополз по обочине улочки, вдоль дувалов. Добравшись до обрыва, он начал спускаться вниз, в овраг. Шум в кишлаке стихал… Потом раздался гул человеческих голосов. Али–Мардан, не разбирая дороги, кинулся в темноту.
Дряхлый верблюд, с трудом передвигая ноги, шагал по твердой утоптанной дорожке. Временами из его глотки вырывались грустные булькающие звуки. Пронзительно скрипел блок.
Пройдя до конца тропинки, верблюд издавал крик и тряской рысцой возвращался обратно к неуклюжему глиняному сооружению, стоявшему посреди плоской лощины. Здесь он с минуту нерешительно топтался на месте, затем вновь пускался в путь.
Верблюд был виден издалека, и странная его прогулка взад и вперед вызвала недоумение кавалеристов, спускавшихся по длинному, очень пологому склону холма, поросшему чахлыми кустиками побуревшей травы.
— Что с ним? — спросил один из всадников. Молодой узбек, ехавший впереди, обернулся.
— Колодец Отшельника, — проговорил он. — У отшельника, хранителя колодца, умный верблюд. Сам воду достает из колодца для овец. Овцы придут к закату солнца, а бассейн будет полон. Отшельник спит, наверно. Жарко…
И тут все почувствовали, как на самом деле жарко, как хочется пить и как бесконечно долго тянется спуск с холма.
Подъехали ближе. Глиняное сооружение оказалось степным колодцем, с лотком и небольшим бассейном для водопоя. Через скрипучий блок была переброшена веревка, привязанная к седлу верблюда. Шагая по дорожке, верблюд вытаскивал кожаное ведро. Достигнув верхнего обложенного камнем края колодца, ведро цеплялось за деревянный стержень и опрокидывалось само собой. Вода выливалась в лоток. Верблюд возвращался, ведро спускалось вниз, и дальше повторялось то же.
Видно уже много лет верблюд выполнял свою монотонную работу, ибо хранитель колодца даже не находил нужным понукать его.
Красноармейцы с любопытством разглядывали верблюда, который, не обращая ни малейшего внимания на подъехавших людей, продолжал свое дело.
Кругом — ни единого признака жизни. В стене небольшой, слепленной кое–как из глины, хижины зияла темным провалом открытая настежь ветхая дверь. Налетевший внезапно ветер закрутил в горячем воздухе пыль и сухие соломинки.
Один из кавалеристов, видимо, командир, слез с коня и прошел к хижине:
— А ну–ка, посмотрим, кто есть тут в хате?
Но он не успел дойти. В дверях показался человек. Возраст его определить было трудно. Ему можно было дать и пятьдесят, и больше лет. Опустив глаза и перебирая грубые четки, человек проковылял на изуродованных ногах мимо командира, остановился у бассейна и гортанно крикнул. Верблюд взревел и быстрее обычного вернулся к колодцу. Надоедливый скрип блока прекратился. Человек отвязал веревку, и животное не спеша двинулось в сторону к зарослям верблюжьей колючки.
