— Мой отец был настоящим быком, — сказал Александр, — и это-то его и погубило. Я кое-чему научился, Пармений, у тех, кто старше меня. Я знаю, какой путь ведет к несчастью.
— Царь без наследника — вот истинное несчастье, конец для всех.
— У меня будет наследник, — возразил Александр, — когда я буду готов.
— Ты щенок! Ты никогда не будешь готов!
Стены, стража и щиты закружились перед глазами Мериамон. Ее тень обрела плоть: стройный чернокожий человек с головой шакала, с глазами, горящими зеленовато-желтым огнем. Она ощущала на затылке его горячее дыхание, его руки с когтистыми пальцами лежали на ее плечах.
— Александр! — прозвучал ее голос, звонкий, тренированный голос певицы Амона, и в нем — сила волшебницы и жрицы, дочери Великого Дома Кемет, и в этом голосе прозвучал голос богов: — Александр! Теперь война для тебя кончилась. Не нужно бояться того, чего боишься ты. Ты не такой, как тот, кто царствовал перед тобой.
Все уставились на нее. Их взгляды обжигали тело, но она видела только Александра.
— Александр, — продолжила она, — за то, что тебе не удалось совершить, заплатит твой народ. Можно это поправить или нельзя — решат боги. Но сейчас битва погубит всех вас.
Глаза Александра были широко раскрыты, неподвижны: он видел, кто стоит позади нее. Он не боялся. Его страх расходовался на мелочи.
— Кто ты, госпожа?
— Ты сам назвал меня. Я Мериамон, дочь Нектанебо, певица Амона, кровь Великого Дома Египта.
— Это твой Амон говорит сейчас в тебе? — спросил он, тщательно выговаривая слова, словно перед оракулом.
Вряд ли она была оракулом! Просто тростинка, в которую дует ветер. — Это не мой Амон, Александр. Губы Александра дрогнули.
— И все же он говорит.
— Говорят боги, а я всего лишь их инструмент. Поэтому я и пришла к тебе. Ты послушаешь их?
Он склонил голову. Правдивые слова проникли в самое его сердце.
— Успокойся теперь, — сказала она. — Ты — царь, и твое имя будет жить так долго, сколько будут существовать имена. Но ты должен жить в этом мире, среди этих людей, которых дали тебе боги. И эти люди просят, чтобы ты был мужчиной, и больше чем мужчиной, для блага твоего царства.
— Значит, я должен подчиниться? — вопросил он с нарастающим гневом.
— Это знает твое сердце, — ответила Мериамон. — Послушай его.
Александр глубоко вздохнул. Не так резко и быстро, как раньше. Он перевел взгляд с ее лица на того, кто стоял позади. На мгновение глаза его затуманились — серые, как дождь, серые, как сумерки над холодными камнями. В глазах его больше не было гнева, только удивление и смутное понимание.
— Я заключу перемирие, — сказал он. — Ненадолго. И подумаю над тем, что мне сказали. Этого достаточно?
Пармений, похоже, что-то сказал, но ни Александр, ни Мериамон не услышали его.
— Достаточно для начала, — сказала она. Неожиданно он рассмеялся — легко, свободно и совсем без страха.
— И это все, что я получу от тебя? — Он повернулся. — Ну хорошо, Пармений. Ты слышал, что сказала госпожа. Ты слышал, что сказал я. Я подумаю об этом.
Пармений казался не слишком довольным. Но когда он хотел что-то сказать, его взгляд упал на тень позади Мериамон, и он побледнел.
— Как будет угодно царю, — сказал он и сделал прощальный жест.
После того, как Пармений ушел, воцарилось долгое молчание. Друзья царя стояли, как статуи, избегая смотреть и на царя, и на Мериамон.
Тут заговорил Арридай, и в этой тишине его голос прозвучал ошеломляюще громко:
— Мери, кто это? Откуда он взялся?
У Мериамон перехватило дыхание. Она услышала, как ее тень, уже успевшая снова стать почти бесплотной, смеется. Не чувствуя более ее поддерживающих рук, Мериамон рухнула на ковер.
Царь склонился над ней. Принесли вина, и Александр сам поднес чашу к ее губам. На этот раз вино было хорошее. Крепкое, только чуть разбавленное, оно подкрепило Мериамон.
Александр поднял ее. Он был силен и совсем не хрупок: подбористые, гладкие мышцы, как у его маленького черного коня. Александр бережно устроил ее на ложе, хотя она возражала.
— Нет, — сказал он. — Отдохни немного. Я понимаю, чего это тебе стоило.
Мериамон откинулась на ложе. Александр велел уйти всем, кроме Арридая, который встревоженно смотрел на нее.
— Все в порядке, — сказала она ему. — Просто бог покинул меня.
— Ах, — сказал Арридай, — так это был бог. Как его имя?
— Его не следует произносить, — ответила Мериамон.
Такой ответ удовлетворил Арридая. Он неловко похлопал ее по плечу.
— Это очень хороший бог. Он улыбнулся мне.
Мериамон удивилась, ведь лицо Анубиса должно было бы ужаснуть его.
— Арридай, — сказал Александр, и голос его звучал мягко. — Не присядешь ли, пока я поговорю с Мариамне?
Арридай охотно повиновался, усевшись рядом с ней. Его присутствие странным образом успокаивало.
Шум у входа заставил их обернуться. Огромный пес влетел в комнату и бросился к Александру в порыве восторга. Александр засмеялся, обнимая зверя, хотя вид у него был недовольный.
— Перитас! Откуда ты взялся?
Что-то золотисто-коричневое, яростно шипя, стрелой пронеслось мимо мужчин и собаки прямо на колени Мериамон. Оттуда, во всем своем величии, Сехмет издала боевой клич.
— Александр! — У входа появился мальчик, растрепанный и несколько испуганный. — Простите, господин, он вырвался.
— Откуда вырвался? — поинтересовался Александр.
Мальчик проглотил слюну.
— Он был на твоей постели, господин. Спал. А потом появилось это… существо, и Перитас погнался за ним.
Сехмет фыркнула. Мериамон попыталась пригладить вставший дыбом мех, но в ответ кошка показала когти.
— Это кошка, — сказал Александр. — Собаки всегда гоняются за кошками. Разве ты такой глупый, что не мог ее выставить вон?
— О господин! — Мальчик еле удержался, чтобы не надерзить. — Они носились по всему шатру, потом выскочили наружу и снова вернулись. На этот раз Перитас бежал впереди. Это была замечательная погоня, господин!
— Вижу, — сказал царь сухо и приподнял длинные висячие уши, разглядывая морду пса. — Она надавала ему хороших оплеух. Ничего, Аминтас, пусть он останется со мной. Можешь идти.
Мальчик был рад скрыться с глаз долой. Перитас опустился на четыре лапы, радостно сопя, его боевые раны, похоже, ему совсем не досаждали. Александр осмотрел следы баталии и пожал плечами.
— Ему доставалось и похуже.
— Не надо обижать Сехмет, — сказала Мериамон.
Кошка постепенно успокаивалась. Она последний раз презрительно фыркнула на пса и забралась на спинку ложа, раскинувшись там с царственной небрежностью.
