— Не надо обижать Сехмет, — сказала Мериамон.
Кошка постепенно успокаивалась. Она последний раз презрительно фыркнула на пса и забралась на спинку ложа, раскинувшись там с царственной небрежностью.
Александр придвинул стул поближе, но не сел. Мериамон подумала, что он не любит сидеть долго, он хочет всегда быть на ногах и действовать.
— А теперь, — сказал он, — скажи мне правду: зачем ты пришла сюда?
— Чтобы служить тебе. — Она отвечала то же, что и прежде. Голос ее звучал твердо, и она гордилась этим.
— Как?
— Как прикажешь. Я достаточно разбираюсь в медицине, чтобы быть полезной в твоем лазарете. Я умею… еще кое-что.
— Ты волшебница? Она задумалась.
— Может быть, — сказала она медленно, — по-вашему это так. Я жрица, я могу говорить с богами. Мой отец был великим магом. Но в конце концов это ему мало помогло, разве что он знал, что ему пришел конец.
— Похоже, с магией так бывает всегда, — сказал Александр.
— Да, — согласилась Мериамон. — Магия коварна. Она покидает тебя как раз тогда, когда ты в ней больше всего нуждаешься. Но боги всегда рядом.
— Но они могут промолчать.
— Но они рядом. — Мериамон села, устроившись поудобнее. — Они послали меня к тебе. Они и воля моего отца.
— Я думал, что твой отец умер.
— Он умер. Умер, когда я была еще маленькой.
— Жаль, — сказал Александр. Похоже, ему и правда было грустно.
— Я помню его, — продолжала Мериамон. — Он был уже очень усталым, он знал, что его ожидает, и совсем не боялся. Он говорил, что пройдут годы, и ему найдется преемник, который сможет отомстить за него.
Александр наклонился к ней, напряженно слушая.
— Он видел меня?
— С самого момента зачатия. Александр выпрямился.
— Что я значу для Египта?
— Египет под властью персидского сатрапа. Это тяжкое ярмо. Он жаждет освобождения.
— Ты думаешь, именно я освобожу вас?
Это была настоящая битва, тяжкая и головокружительная, лицом к лицу, сила на силу, и слова летели быстро и резко.
— Разве ты пришел не за тем, чтобы освободить всех от персов?
— Эллины послали меня, чтобы я положил конец долгой войне с Персией. Они ничего не говорили о Египте.
— Египет — часть Персии. Слишком большая часть и слишком неохотно покорившаяся.
— Почему вы ненавидите их?
— А почему их ненавидят эллины?
— Это очень старая вражда, — сказал Александр, — и очень долгая.
— Наша старше, — возразила Мериамон. — Мы были империей, когда ваш народ еще и не ведал никакой Эллады.
— Может быть, вам пришло время отступить перед молодой силой.
— Может быть, — согласилась Мериамон, слегка показав зубки. — Может быть, мы и предпочитаем именно такую силу.
— Почему вы предпочитаете меня? Я могу оказаться не лучше Артаксеркса.
Она засмеялась резким смехом.
— Хуже Артаксеркса не может быть никого. Нет, македонский царь, мой отец спрашивал, кто освободит нас от персидского ярма. Ты знаешь, что ответили боги.
— Вы могли бы освободиться сами.
— Мы пытались, — ответила она. Наступило молчание. Царь безостановочно ходил взад и вперед, как лев, на которого он был так похож. Внезапно он обернулся.
— Ты говоришь, что я был создан — что я предназначен — быть орудием в руках ваших богов?
Он понял.
— Ты не знал этого?
Он откинул голову, то ли сердясь, то ли смеясь.
— А я-то думал, что я орудие моих богов.
— Разве на самом деле они не одни и те же?
— О, — сказал он, — это слово оракула.
— Это лучше, чем слово волшебницы, — ответила Мериамон.
Он смотрел на нее в упор не мигая. Она ответила таким же твердым взглядом. Александр заморгал и наклонил голову.
— Я думаю, если приказать тебе отправляться восвояси, ты все равно будешь следовать за мной.
— Ты правильно думаешь.
Уголок его рта дрогнул.
— Ну, тогда я не стану и пробовать. Как мне дали понять, ты неплохо устроена. Или ты хотела бы жить где-нибудь в другом месте?
— Нет, — ответила Мериамон, немало озадаченная смыслом этих слов. — Я могу разделить шатер с Таис.
— Хорошо. — Он казался довольным. — И Филиппос внес тебя в свои списки, я вчера проверил. Теперь тебе нужен только надлежащий охранник.
— Он у меня есть, — ответила Мериамон. Александр бросил быстрый взгляд на ее тень и поспешил отвести глаза.
— Уверен, что он… оно… хорошо справляется со своими обязанностями. Я имел в виду кого-нибудь немного более обыкновенного. Как там дела у Николаоса?
Мериамон смутилась. Она надеялась, что это просто уловка.
— С ним все в порядке. Завтра он сможет встать. Я немного преувеличивала насчет его плохих дел, — созналась она. — Надо было удержать его от того, чтобы вскочить и снова бежать на передовую.
— С Нико, — ответил Александр, — именно так и надо. — Он помолчал и наклонил голову, что-то обдумывая. — Хорошо. Драться он пока не может, но для легкой службы годится. Я распоряжусь, чтобы его приставили к тебе.
Мериамон сообразила, что сидит, раскрыв рот. Она быстренько закрыла его.
— Ему это не понравится. Александр засмеялся.
— Знаю. Но ему это пойдет на пользу. Он очень избалован, поэтому пора ему научиться делать то, чего делать ему не хочется.
— Мне бы не хотелось быть средством наказания.
— Ты и не будешь им, — возразил Александр, — если он сам не будет так думать. Я почти жалею, что я царь. Я бы сам хотел сыграть роль твоего стража.
Она уставилась на него. Он улыбался ей так, как будто она была не только голосом, но и как будто нравилась ему.
Когда она принимала на себя свой долг, ей не приходило в голову, что он будет считать ее своим другом. Что она, которая была ничем и никем в глазах богов, будет рада этому, что она сама будет думать о нем с теплотой.
Однако ее язык подчинялся ей. Мериамон отвечала спокойно. Ей даже почти удалось подавить улыбку, которая поднималась из самых глубин ее души.
— Это было бы интересно: царь Македонии, разжалованный до должности служанки.
Александр ухмыльнулся, ни капли не смутившись.
— Ну и что? Занимался же этим Геракл, а я его потомок. — Его улыбка превратилась в гримасу. — А теперь я пойду царствовать, пока мое царство не ушло от меня. Ты можешь оставаться здесь столько, сколько пожелаешь. Моему брату будет приятно, — добавил он, взглянув на Арридая.
— О да! — воскликнул Арридай. — Пожалуйста, Мери, оставайся со мной! Попроси своего бога снова показаться.
— Это как он захочет, — ответила Мериамон. Александр улыбнулся им обоим, гордо, как сваха, которой удалось устроить хорошую партию.