только в одну сторону), Плечов стал молить о пощаде:
— Смените меня, хоть кто-нибудь. Пожалейте, раба Божьего Ярослава! Рук-ног не чую!
— Терпи, казак…
— Лаврентий Фомич, давайте вы — хотя бы до завала. Сколько тут осталось? Метров пятьдесят не более.
— А назад, по левой стороне тоннеля, кто пойдёт?
— Начнёт Фёдор Алексеевич, а я закончу.
— Что мне за это будет? — шутливо спросил нарком.
— Коньяк! — вспомнил о его слабости профессор. — Я взял с собой в Несвиж последние две бутылки. Сегодня их и прикончим.
— Вы уверены, что выйдете отсюда сегодня?
— Конечно.
— Нет, дорогие мои учёные. Вы будете сидеть здесь без воды и без еды, пока не разгадаете способ, каким воспользовался этот чёртов поп для того, чтобы выбраться из подземелья. Сколько бы времени для этого не понадобилось. Сутки. Неделю. Месяц.
— Вы тоже будете с нами… без воды и без еды?
— Нет. У меня обед по расписанию.
— Мы так не договаривались!
— Тогда работайте ударно, по-стахановски, иначе век вам воли не видать!
— Мы ж договорились: сейчас ваша очередь.
— Ладно. Смотрите и учитесь.
Без задержки приступив к делу, старший майор чуть ли не молниеносно добрался до ставшего камнем преткновения завала.
Качество его работы, несомненно, оставляло желать лучшего, — слишком много подозрительных мест нарком проигнорировал или оставил без должного внимания, но его «подельники» не стали опускаться до каких-либо упрёков или замечаний, так как прекрасно осознавали, что вероятность найти потайную дверь с правой стороны тоннеля крайне невелика. И даже если б таковая там имелась, то вела б она не в середину дворцового комплекса, а наружу, то есть фактически за его пределы.
А вот, если бы дверь располагалась слева, она могла б связать ход с другими внутренними помещениями замка. Именно поэтому учёные считали это направление гораздо более перспективным для исследования.
— Следующий! — довольно потирая руки, тем временем пробасил Цанава, собиравшийся передать эстафету профессору Фролушкину.
Что ж, хочешь не хочешь, а придётся!
Обещания надо выполнять.
Фёдор Алексеевич взялся за свой участок основательно, со знанием дела и возился с аналогичным расстоянием чуть ли не на час больше наркома.
Но также безуспешно.
— Всё. Я пас! Может, пообедаем?
— Кому сказал: без воды и без еды! — насупил брови Лаврентий Фомич. — Вот мне, пожалуй, пора перекусить… А вы работайте! Дерзайте!
— Давай, сынок, впрягайся.
— Ещё метр, батя, ну, пожалуйста, до вон той мокрой трещины на потолке.
— Не более, — Фролушкин сделал шаг и опустил руки на стену.
В тот же миг раздался скрип ржавого железа, и прямо перед ним в кирпичной кладке образовался проход! Метр на метр…
— Я первый! — приказал Цанава, одновременно извлекая пистолет из кобуры.
За ним, с мощным фонарём в руке, шёл Плечов.
Профессор, хотя и очень старался, еле поспевал за младшими по возрасту компаньонами.
Вскоре этот ход влился в другой, более широкий, к тому же под углом уходящий вправо.
«Кажется, здесь мы уже были!» — подумал Яра и вдруг заметил вдалеке яркий световой пучок, падающий откуда-то сверху.
Так и есть — это солнечный свет свободно проникал в подземелье через всё ещё незапертый люк в… Башне Убийцы.
* * *
Обедали у Ядвиги Мечиславовны.
Хозяйка была чрезмерно польщена тем фактом, что в её доме гостит сам нарком внутренних дел БССР, и лишних денег (за «сверхплановые» продукты) требовать не стала.
А вот от чарки коньяку — не отказалась, и потом долго нахваливала напиток, мол, умеют французы! Русским варварам до них никогда не дотянуться!
Такая оценка явно задела мегрельское самолюбие Лаврентия Фомича, и он решил незамедлительно прочесть хозяйке лекцию приблизительно такого содержания: «Женщина, что ты понимаешь? Лучший в мире коньяк делают на Кавказе; французский только на втором месте», — но речь наркома старушку явно не убедила.
«После сытного обеда по закону Архимеда…»
Фролушкин, не медля, завалился спать.
А Плечов пошёл провожать Цанаву.
По пути оба всё время молчали.
А когда настал час расставания, нарком выдал свежую порцию угроз:
— Последний раз предупреждаю: сокрытие любой, самой ничтожной, на ваш взгляд, информации по интересующему меня вопросу, может обернуться серьёзными неприятностями.
Как ни странно, его слова возымели действие.
И Яра неожиданно для самого себя принял решение сыграть по-честному и незамедлительно ввести товарища наркома в курс дела.
Без малейшего намёка на обман!
— У нас есть наводка. Объект, обозначенный буквой «ц», и расстояние до него — сорок метров.
Такой беспрецедентной правдивостью он хотел не только расположить к себе старшего майора, но и подвигнуть его на ответную откровенность.
Но тот только скривил губы в ехидной ухмылке и сердито покачал головой:
— Какая церковь в исконно католическом регионе? Какие метры в Средневековье? За кого вы меня принимаете, товарищи учёные?
— За умнейшего среди равных.
— Да… Доиграешься ты, братец. Смотри… Больно будет.
— Это угроза?
— Понимай, как хочешь… А пока — держи кардан. Завтра проверим и эту вашу безнадёжную версию. Тогда и сделаем надлежащие выводы!
«Блин, а ведь он прав!» — подумал Ярослав, крепко сжимая шершавую чекистскую ладонь.
Фролушкин долго не понимал, кто, зачем и по какому поводу смеет тревожить его такой сладкий и безмятежный послеобеденный сон.
А когда всё же пришёл в себя и (не без проблем!) вникнул в сложившуюся ситуацию — с церковью и метрами, то сразу понял, что его провели.
Кто?
Понятно — тот, кто послал ему записку с ложными координатами клада…
То есть Гжегож Колосовский!
— Пошли разбираться! — пробасил угрожающе профессор и, увлекая за собой поведавшего о подвохе Яру, вместе с увязавшимся за ними Павлом заспешил в сторону маячившего на горизонте фарного [24] костёла. Величавого и строгого.
* * *
Молодого и перспективного Божьего слугу им посчастливилось обнаружить в специальном помещении, где тот обычно переодевался перед мессой. До вечерней службы оставалось ещё немало времени, и Гжегож, не испытывая никакого неудобства или хотя бы малейших признаков неловкости, любезно согласился дать исчерпывающие ответы на все вопросы профессора.
— Скажите, уважаемый, что это значит? — Фёдор Алексеевич положил на стол записку и внимательно уставился в глаза собеседнику, подозревая, что сейчас тому придётся юлить и «вилять хвостом».
Однако ничего такого не случилось — ксёндз был прям, честен и предельно откровенен.
— Откуда мне знать? Я просто скопировал рисунок, о котором вы просили.
— Вы уверены, что он сделан рукой одного из русских офицеров, принимавших участие в разграблении дворца во время войны с Наполеоном?
— Практически — да. По крайней мере свидетельства об этом передаются из уст в уста от одного настоятеля нашего храма к другому.
— Но ведь тогда во