Печальная катастрофа Мэдж Уайлдфайр была вызвана тем, что, воспользовавшись суматохой, возникшей в связи с казнью ее матери, она покинула сиротский дом, куда была направлена архидьяконом, и, появившись перед разъяренной толпой, встретила свой безвременный конец, нами уже описанный. Когда письмо, посланное в Линкольншир, вернулось к мистеру Флемингу, он написал своему другу в Эдинбург, прося его выяснить судьбу несчастной девушки, младенец которой был украден, и получил ответ, что ее помиловали, после чего она со всей своей семьей переехала на жительство в отдаленный район Шотландии или, возможно, покинула совсем пределы королевства. На этом дело тогда и закончилось, и лишь теперь, по просьбе сэра Джорджа Стонтона, архидьякон отыскал и вручил ему отосланное назад письмо Маргарет Мардоксон и прочие имеющиеся у него материалы обо всем этом деле.
Каковы бы ни были переживания сэра Джорджа Стонтона, вызванные этим возвратом к печальному прошлому и трагической судьбе погубленной им девушки, в характере его сохранилось еще столько прежнего своеволия, что он сознательно закрыл глаза на все, не связанное непосредственно с его сыном, которого он стремился найти. Правда, чтобы ввести мальчика в свой круг, пришлось бы рассказать о его рождении и злополучной судьбе самих родителей гораздо больше, чем допускало благоразумие. Но, если бы только он был найден и если бы только оказался достойным покровительства своего отца, можно было придумать много путей для избежания такого риска. Сэр Джордж Стонтон имел при желании полное право усыновить мальчика и сделать его своим наследником, сохранив в тайне его происхождение; наконец, можно было добиться специального парламентского акта о признании его законнорожденности и передачи ему имени и герба отца. В конце концов по шотландскому закону он и так считался законнорожденным благодаря последующему браку своих родителей. Своевольный во всем, сэр Джордж хотел сейчас только одного: во что бы то ни стало найти своего сына, даже если это повлечет за собой такие же страшные бедствия, как и те, что ему довелось испытать, когда он потерял его.
Но где скрывался этот юноша, которого ожидали почести и богатство столь родовитого семейства? По каким дорогам он бродил, под чьим жалким именем скрывался? Может быть, он был вынужден добывать свой насущный хлеб мелкой торговлей, низким ремеслом или даже насилием, воровством? Но самые энергичные розыски сэра Джорджа не смогли пролить свет на эти вопросы. Многие помнили, что Энейпл Бейлзу бродила по здешним дорогам, выпрашивая подаяние и занимаясь гаданием; некоторые говорили, что в 1737 или 1738 году видели ее с ребенком; кто-то потом слышал, как она говорила, что уйдет на родину, в отдаленные районы Шотландии, и вот уже десять лет, как она не показывалась в этих местах. И сэр Джордж Стонтон поехал в Шотландию, расставшись во своей женой в Глазго. Прибытие его в Эдинбург совпало с сессией Генерального собрания шотландской церкви, и, так как он был в дружеских отношениях с дворянином, занимающим пост верховного комиссара, ему пришлось бывать в обществе гораздо чаще, чем он сам того хотел.
На приеме у этого высокопоставленного лица ему довелось сидеть рядом со священником, производившим, несмотря на свою простую внешность, впечатление благовоспитанного и достойного человека; звали его, как узнал Стонтон, Батлер. Сэр Джордж совсем не собирался посвящать шурина в свою историю; он был немало обрадован, когда узнал от жены, что миссис Батлер — воплощенная честность и неподкупность — не обмолвилась ни единым словом даже мужу о том, что он ей рассказал о себе в Уиллингэме. Однако он с удовольствием воспользовался представившейся возможностью поговорить с таким близким родственником, не подозревавшим об их родстве, и составить представление о его характере и развитии. То, что сэр Джордж увидел, а особенно услышал, подняло Батлера очень высоко в его мнении. Он понял, что Батлер пользуется большим уважением как у собратьев по профессии, так и у мирян, представленных на Генеральном собрании. Его выступления на собрании были отмечены здравым смыслом, искренностью и свидетельствовали об одаренности оратора, и он пользовался славой рассудительного и в то же время красноречивого проповедника.
Все это весьма льстило самолюбию сэра Джорджа Стонтона, задетого до сих пор тем, что сестра его жены замужем за незаметным, как он считал, человеком. Родство это, думал сэр Джордж, оказалось настолько лучше, чем он предполагал, что, если даже им придется признать его в случае нахождения сына, они только выиграют оттого, что у леди Стонтон оказалась сестра, сумевшая, несмотря на бедственное положение семьи, выйти замуж за шотландского священника, высокочтимого соотечественниками и занимающего высокий пост в среде духовенства.
Когда прием у верховного комиссара был окончен, сэр Джордж Стонтон под влиянием этих чувств пригласил Батлера на чашку кофе к себе домой на Лонмакит, сославшись на свои интерес к конституции шотландской церкви. Батлер согласился, но при условии, что сэр Джордж разрешит ему зайти по пути к другу, у которого он остановился, и объяснить тому причину своего отсутствия за вечерним чаем. Они отправились на Хай-стрит и, войдя в Крэмс, прошли мимо кружки для бедных, подвешенной там для того, чтобы пользующиеся свободой не забывали о страданиях бедных заключенных. Сэр Джордж задержался на минуту перед ней, и на следующий день билет в двадцать фунтов был найден в этом хранилище общественного милосердия.
Нагнав Батлера, он увидел, что тот стоит, устремив глаза на вход в Толбут, погруженный, по-видимому, в глубокие размышления.
— Какая крепкая дверь, — заметил сэр Джордж, чтобы сказать что-нибудь.
— Да, сэр, — ответил Батлер, повернувшись к собеседнику и направляясь вперед. — Но мне однажды пришлось, к несчастью, убедиться в ее ненадежности.
Посмотрев в этот миг на своего спутника, он был вынужден спросить, не болен ли тот. И сэр Джордж сказал, что он действительно чувствует себя неважно, так как имел неосторожность есть сегодня мороженое, которое иногда плохо на него действует. Батлер, движимый сочувствием, настоял на том, чтобы сэр Джордж последовал за ним, и, прежде чем тот сообразил, куда его ведут, оказался в доме друга Батлера, проживавшего возле тюрьмы. В этом доме Батлер остановился по приезде в город, и принадлежал он нашему старому приятелю Бартолайну Сэдлтри, в лавке которого леди Стонтон когда-то недолго прослужила в качестве ученицы. Войдя туда, муж ее сейчас же вспомнил об этом, и бледность, вызванная раньше страхом, сменилась теперь румянцем стыда, вспыхнувшего от таких позорных воспоминаний. Славная миссис Сэдлтри сейчас же засуетилась, чтобы оказать достойный прием богатому баронету, другу мистера Батлера, а пожилой женщине в черном приказала сидеть смирно таким тоном, который ясно показывал, что той лучше бы удалиться совсем и не стеснять своим присутствием высокопоставленных гостей. Поняв тем временем, что от нее требуется, она побежала за укрепляющим лекарством — первым средством при всяком обморочном состоянии. Во время отсутствия миссис Сэдлтри ее гостья направилась к выходу и ушла бы из комнаты незамеченной, если бы, споткнувшись на пороге, не привлекла к себе внимания сэра Джорджа, который, как учтивый человек, помог ей встать и проводил до двери.
