— Сударь, я же бывал в вашем доме много раз — должно быть, вам просто не говорили об этом.
Когда он умер, все женщины проливали море слез. Среди них были мадемуазель де Дампьер и камеристка королевы мадемуазель де Теобон, которая укрылась в монастыре якобы для того, чтобы оплакивать своего брата; г-жа де Ножан, сестра Лозена, утверждавшая, что она оплакивает своего мужа, и маркиза де Кастельно, которая, однако, быстро утешилась, сославшись на то, что покойный совсем ее не любил и говорил Нинон:
— Мадемуазель, избавьте меня от этой толстой маркизы де Кастельно. Здесь же можно упомянуть г-жу де Маран, над которой все смеялись. Словом, все красавицы были повержены в уныние. Главной причиной их скорби была кончина моего брата, а другой — смерть г-на де Лонгвиля. Гиш заявил, что реку можно перейти вброд, в то время как это было не так, а г-н де Лонгвиль отказался пощадить людей, которые сложили оружие, и за это они его убили. Мой брат покрыл себя славой, но вызвал всеобщее осуждение, и в первую очередь короля. Отец не разделял это мнение и кричал повсюду, что его сын герой. И он был прав.
Господину Монако надоело гоняться за своей красоткой; будучи в прескверном настроении, он не желал слушать никаких доводов и решил отвезти меня в Монако. Я упиралась изо всех сил, но мне пришлось уступить; как и в первый раз, отец заявил, что он ничем не может мне помочь. Обе сумасбродки Манчини взволновали весь свет — их, переодетых в мужские костюмы, задержали в Эксе: одна из них направлялась к шевалье де Лоррену, а другая — к графу де Марсану; представьте себе, какое выражение лица было у моего мужа, когда он об этом узнал! Ни одному из этих лотарингских князей не было никакого дела до искательниц приключений: один из них увивался за каждой юбкой, а другой собирался жениться на старой герцогине д'Омон и на ее деньгах, но этому не суждено было случиться из-за Лувуа, затаившего на него обиду.
Не знаю, понимаете ли вы, что я не придерживаюсь хронологического порядка и рассказываю о том, что приходит мне на память. Я бы могла быстро запутаться, если бы мне пришлось следить за датами, а время меня торопит. В тот период, о котором я вспоминаю, мои мысли были поглощены предстоящей поездкой в Монако: она приводила меня и моих друзей в отчаяние. Однако, повторяю, мне пришлось туда ехать. Я лишь сумела добиться, чтобы мне позволили отправиться в путь со своими слугами и карликом, а не в компании с мужем, дурацкая физиономия которого нагоняла на меня смертельную тоску.
Когда мы добрались до Лиона или, точнее, до Вьенна (мы плыли вниз по течению Роны, и я изо всех сил старалась растянуть путешествие), я узнала, что там проездом находится маркиз де Вард. Я не стремилась к тому, чтобы он оказал мне честь своим приходом. Маркиз жил в изгнании в Лангедоке, но время от времени ему разрешали выезжать в другие места: либо к очередной любовнице, либо по делам. В ту пору он уже давно был влюблен в мадемуазель де Туарас, знатную девицу из Лангедока, с которой у него случались всякого рода драмы; чем все это закончилось, мне неизвестно. В тот день, находясь во Вьенне, я остановилась в одной маленькой невзрачной гостинице и не ждала никаких гостей. Ласки старался меня рассмешить, рассказывая разные истории, а Блондо раскладывала в соседней комнате одежду; видя, что я остаюсь серьезной, карлик ушел к горничной и вскоре заснул, как у него было заведено по вечерам.
Я смотрела на Рону, струившуюся под окном, мысленно проклиная мужа за его прихоть; внезапно дверь открылась, и я увидела человека, которого совершенно не рассчитывала встретить: передо мной предстал этот наглец маркиз де Вард. — Это я, княгиня, — произнес он, — вы этого никак не ожидали.
— Я настолько этого не ожидала, что прошу вас немедленно уйти, пока я не позвала слуг, чтобы они выставили вас за дверь.
— Ба! Ваш великий гнев вмиг утихнет, как только вы узнаете, что ваших слуг здесь нет, что эта гостиница принадлежит мне, а Блондо с карликом заперты в рабочей комнате на три оборота ключа, — словом, я решил провести несколько часов за беседой с вами без всяких помех, чтобы уладить наши старые счеты. — Как вы посмели?! — воскликнула я.
— Чего я только не смею! Мне достаточно сказать одно слово, чтобы вы поняли мою силу и мотивы моих действий. Со мной один из ваших друзей, господин Биариц. Я подскочила от испуга.
— Успокойтесь, его здесь нет. Благодаря Биарицу я встретился с добрейшими цыганами, которые вас обожают и считают меня вашим преданным слугой; они беспрекословно мне повинуются, когда я посылаю их куда угодно, чтобы вам услужить.
— Как! Королева позволила вам ввести ее в заблуждение? Она же такая ловкая и хитрая!
— Королева умерла, но я бы все равно ее обманул; ее чада заботятся о вас, чтобы исполнить последнюю волю своей повелительницы; Биариц вас любит и ненавидит одновременно, и я отчасти разделяю его чувства. Вы мне нравитесь, но я вас проклинаю. Именно вы рассказали обо всем Мадам, именно вы меня погубили, и все же я нахожу в вас привлекательные черты, которые меня прельщают. Я обещал себе отомстить вам и получить удовлетворение за нанесенный мне ущерб.
Я начинала приходить в себя — меня вообще трудно было напугать, если только речь не шла о привидениях.
— Не верю вам, — сказала я, пожимая плечами, — я отнюдь не в вашей власти: мои слуги здесь и они сейчас придут; вы не посмеете устроить западню женщине с моим положением и моим характером.
— Вы же видите: вашего судна, вашей кареты и ваших слуг здесь больше нет, и в доме только мои цыгане, которые, признаться, не были посвящены в мой план; мы одни, и никто не помешает мне осуществить задуманное.
— Мне достаточно собственных сил, чтобы себя защитить.
— Напротив, я рассчитываю, что вы поможете мне одержать победу.
— Наглец!
— Я встречался с Биарицем, сударыня. Я начала задыхаться от гнева, но старалась сдержаться.
— Итак, сударыня, до завтрашнего дня у нас еще много времени, мы успеем вспомнить прошлое и приготовить друг другу подарки на память. По вашему усмотрению они будут приятными или ужасными.
— Неужели?
— Сначала выслушайте меня.
Маркиз стал рассказывать мне о всех своих кознях, о которых шла речь выше, о своих амурных отношениях с Мадам и всех своих любовных связях, но я прервала его на самом интересном месте:
— Вы забыли еще несчастную герцогиню де Роклор, которую вы свели в могилу, когда ей было двадцать четыре года. Маркиз побледнел как мертвец и вскричал:
— Не говорите об этом, не говорите об этом, я не могу слышать это имя, оно напоминает мне о слишком многом из того, что мне хочется забыть.
