Затем от внутреннего мышления человека переходя к понятиям, которые ему внушают окружающие предметы, Эрвас посвятил второй том общему естествознанию, третий — зоологии, или науке о животных, четвертый — орнитологии, или ознакомлению с птицами, пятый — ихтиологии, или науке о рыбах, шестой — энтомологии, то есть науке о насекомых, седьмой — сколекологии, или науке о червях, восьмой — конхологии, или ознакомлению с раковинами, девятый — ботанике, десятый — геологии, то есть науке о строении Земли, одиннадцатый — литологии, или науке о камнях, двенадцатый — ориктологии, или науке об окаменелостях, тринадцатый — металлургии, искусству добывания и переработки металлов, четырнадцатый — докимастике, то есть пробирному искусству, способам испытания металлических руд на содержание в них металла.
Засим Эрвас вновь занялся человеком: пятнадцатый том заключал в себе физиологию, или науку о человеческом организме, шестнадцатый — анатомию, семнадцатый — миологию, то есть науку о мышцах, восемнадцатый — остеологию,[265] девятнадцатый — неврологию, двадцатый — флебологию, то есть науку о системе вен.
Двадцать первый том был посвящен общей медицине, двадцать второй — нозологии, или науке о болезнях, двадцать третий — этиологии, то есть науке об их причинах, двадцать четвертый — патологии, или науке о страданиях, какие они, то есть недуги, вызывают, двадцать пятый — семиотике, или ознакомлению с симптомами недугов, двадцать шестой — клинике, то есть учению о способах обращения с тяжелобольными, двадцать седьмой — терапевтике, или учению об исцелении (труднейшему из всех учений), двадцать восьмой — диететике, или ознакомлению с наилучшим образом питания, двадцать девятый — гигиене, то есть искусству сохранения здоровья, тридцатый — хирургии, тридцать первый — фармации, тридцать второй — ветеринарии. Далее следовали том тридцать третий, заключающий в себе общую физику, тридцать четвертый — физику специальную, тридцать пятый — экспериментальную физику, тридцать шестой — метеорологию, тридцать седьмой — химию, а потом шли лженауки, к которым привела все та же химия, а именно: тридцать восьмой том, посвященный алхимии, и тридцать девятый, касающийся проблем герметической философии.[266]
После естественных наук следовали другие, обусловленные состоянием войны; а ведь война, как полагают многие, также является присущим человеку свойством, посему том сороковой содержал в себе стратегию, или искусство воевать, сорок первый — кастраметацию, то есть искусство устройства лагерей, сорок второй — учение о фортификациях, сорок третий — подземную войну, или науку о минах, сапах и подкопах, сорок четвертый — пиротехнику, то есть науку об артиллерии, сорок пятый — баллистику, или искусство метания тяжелых тел. Правда, в последнее время место этого искусства заняла артиллерия, но Эрвас, если так можно выразиться, воскресил баллистику благодаря своим ученым исследованиям о метательных машинах, катапультах и баллистах, употреблявшихся в древности.
Переходя к искусствам, которыми люди занимаются в мирное время, Эрвас посвятил сорок шестой том зодчеству, сорок седьмой — сооружению гаваней, сорок восьмой — кораблестроению и сорок девятый — навигации.
После этого, трактуя человека на сей раз как личность, входящую в состав общества, в пятидесятом томе Эрвас поместил законодательство, в пятьдесят первом — гражданское право, в пятьдесят втором — уголовное право, в пятьдесят третьем — государственное право, в пятьдесят четвертом — историю, в пятьдесят пятом — мифологию, в пятьдесят шестом — хронологию, в пятьдесят седьмом — искусство жизнеописания, в пятьдесят восьмом — археологию, или ознакомление с древностями, в пятьдесят девятом — нумизматику, в шестидесятом — геральдику, в шестьдесят первом — дипломатику, или учение о верительных грамотах и документах, в шестьдесят втором — дипломатию, или науку о снаряжении посольств и об улаживании политических дел, в шестьдесят третьем — идиоматологию, то есть всеобщее языкознание, и в шестьдесят четвертом — библиографию, или науку о рукописях, а также о книгах и прочих изданиях.
Затем обращаясь к отвлеченным умственным понятиям, он посвятил шестьдесят пятый том логике, шестьдесят шестой — риторике, шестьдесят седьмой — этике, или учению о нравственности, шестьдесят восьмой — эстетике, то есть анализу впечатлений, какие мы получаем посредством органов чувств.
Том шестьдесят девятый охватывал теософию, или исследование премудрости, проявляющейся в религии, семидесятый — общую теологию, семьдесят первый — догматику, семьдесят второй — топику полемики, или ознакомление с основными принципами ведения дискуссии, семьдесят третий — аскетику, которая учит о набожных упражнениях, семьдесят четвертый — экзегетику, или изложение книг Священного Писания, семьдесят пятый — герменевтику, которая эти книги толкует, семьдесят шестой — схоластику, которая является искусством доказательства в полнейшем отрыве от здравого смысла, и семьдесят седьмой — теологию мистики, или пантеизм спиритуализма.
От теологии Эрвас — быть может, чересчур отважно — перешел в семьдесят восьмом томе к онейромантии, или же к искусству толкования снов. Том этот принадлежал к числу наиболее занимательных разделов его исполинского труда. Эрвас показывал в этом томе, каким образом лживые и пустопорожние иллюзии на протяжении долгих веков правили миром. Ибо мы убеждаемся из истории, что сон о тучных и тощих коровах[267]изменил весь уклад и строй Египта, где арендуемые земельные владения стали с тех пор собственностью монарха. Спустя пятьсот лет мы видим Агамемнона,[268] рассказывающего свои сновидения собравшимся грекам. И, наконец, спустя шесть веков после завоевания Трои[269] толкование снов сделалось привилегией вавилонских халдеев и дельфийского оракула.
Семьдесят девятый том заключал в себе орнитомантию, или искусство гадать и ворожить по полету птиц, своеобразное искусство, в котором сильны были, в частности, сицилийские авгуры. Сенека оставил нам сведения об их обрядах.
Восьмидесятый том, самый ученый среди всех прочих, заключал в себе первые зачатки магии, доходя до времен Зороастра и Останеса.[270] Излагалась в нём история этой злополучной науки, которая, будучи истинным стыдом и позором нашего века, обесчестила его начало и до сих пор ещё не вполне отвергнута.
Восемьдесят первый был посвящен каббале и разным способам гадания, как-то: рабдомантии, или предсказанию будущего с помощью бросаемых наземь палочек или жезлов, то есть жезлогаданию, а также хиромантии, геомантии,[271] гидромантии[272] и тому подобным заблуждениям.
