правую щеку. – Странная такая, напоминает знак бесконечности…
– Хорошо, позднее мы еще поговорим на эту тему. – Дымов раздавил окурок в вязкой глине. – Пора в путь. Надеюсь, до темноты мы дойдем до вашего сверхсекретного объекта.
До леса оставалась самая малость. Группа вышла из скал и в темпе двинулась к опушке. Ландшафт был сравнительно ровный, встречались лишь бугры и канавы. Препятствия не обходили – преодолевали прыжками. Прежде чем выйти на открытый участок, изучили местность. Ни одной живой души в округе. Анна уверяла, что населенные пункты здесь отсутствуют – значит, нет вражеских гарнизонов.
– Добежим до леса? – предложила Анна. – Обходить слишком долго.
Каратели ударили в спину, когда группа преодолела половину пути. До леса оставалось метров сто. Застучал единый пулемет вермахта «МГ-42», залаяли автоматы. Оперативники вырвались вперед, поддерживая прихрамывающего доктора, когда атаковали фашисты.
Возникла паника, Анна заорала: ложись! Вихрь в голове, Дымов чуть не задохнулся от бешенства. Подловили, черти! Не вы ли виноваты в нападении на нас, господин Бергс? И какого черта мы вас не пристрелили?! Группа реагирования вышла на след, пристроилась в хвост в скалистой местности, а когда все оказались в поле, открыла огонь на поражение! Грохот царил адский, вопили и метались люди, падали, пораженные пулями. Укрытий было немного. Матерясь, покатился по склону колобком капитан Садовский, потом вскочил, дал очередь из «МР-40», снова покатился. В первое мгновение боя Дымов присел. Пуля сбила кепку с головы, другая срезала ткань с рукава. Он залег за ближайшей кочкой. Мимо пробежал, сгибаясь до земли, Мишка Балабанов – злой, как черт, что-то орущий. Бранился Борис Глазнев, он толкнул в спину доктора – повалил его на землю, рухнул сверху, чтобы защитить «особо важное лицо»! Пули срезали дерн с холмика – Дымов успел убрать голову. Сухой глинозем посыпался за шиворот. Он перебрался за соседнюю кочку, осторожно высунулся. Свинцовый вал был страшен. За спиной горланили его офицеры, тащили по земле перепуганного доктора – значит, живо еще научное светило… Противник вел огонь со стороны скал, мелькали за валунами головы. Кто-то встал в полный рост, полоснул очередью и спрятался. Это были местные – латыши из добровольческого легиона – злые на весь мир. Они прекрасно знали местность. Их было не меньше взвода. Надрывался «МГ-42», скалил зубы пулеметчик. Противник занял удобную позицию, с удовольствием стреляя по мечущимся по полю партизанам. Многих уже убили. Те, кто выжил, уткнулись в землю, боясь подняться. Что-то хрипела Анна Сауляйте, но с латышским языком у майора были проблемы. Дымов целился, сдувая со лба катящийся градом пот. Плавно оттянул неудобный спусковой крючок. Автомат затрясся, чуть не вырвался из рук. Но результата добился. Пропал из виду пулеметчик, а через пару секунд выкатился из-за камня, разлегся.
– Бегите! – прокричал Дымов.
Поднялись несколько человек, среди них здоровяк Густавс со своей длинноствольной бандурой, прыщавый Улдис, мужчина в годах по имени Кристоп. Они немного пробежали и упали – легионеры не прекращали вести огонь. Улдис еще шевелился, он тяжело дышал, скребя ногтями землю. Выбывшего вражеского пулеметчика сменил другой – подполз, занял позицию. Хотя горячий пот разъедал глаза, Дымов снова прицелился и надавил на спусковой крючок. Пули застучали по камню, пулеметчик пригнулся.
Легионеры подползали, кто-то перебежал небольшой участок местности, встал на колено, прижавшись к булыжнику, стал невозмутимо целиться. Умер он тоже невозмутимо, когда целый рой пуль пропороли его бок. Он отвалился от камня и рухнул. Еще оставались живые, ползли люди, мелькали объятые ужасом глаза Илзе. Она потеряла берет, ее волосы рассыпались. Что-то хрипела Анна за кочкой, но голос ее становился все тише. Оказалось, что Густавс еще жив. Он получил ранение в ногу, превозмог боль, дотянулся до пулемета. Пули рыли землю вокруг него, но в цель не попадали. Густавс прижал приклад к плечу, открыл огонь. Пот, перемешанный с землей, заливал искаженное болью и злостью лицо, кровь хлестала из пробитой артерии, но он стрелял. Понимал, что пошли последние мгновения жизни – либо подстрелят, либо сам умрет от потери крови, – и он спешил избавиться от патронов.
– Товарищ майор, ползите сюда, здесь канава! – проорал Мишка.
Метрах в двадцати сзади в облаке пыли кто-то возился. Крик не почудился – Мишка повернул к Дымову физиономию. Он с Садовским затаскивал в канаву едва живого доктора. Гринбергс стонал, пальцы на его руке как-то зловеще выгнулись. И было неясно: кто жив, кто мертв. Смерть косила всех подряд. За телом доктора тянулась кровавая дорожка. Майор отполз от кочки. Вставать в полный рост – самоубийство. Встречный огонь поутих – легионеры попрятали головы. Густавс еще стрелял и ревел, как мастодонт. Патроны не кончались. Майор пополз энергичнее, привстал, оттолкнулся пяткой, покатился. Крепче схватил автомат, помчался зигзагами – терпения ползти уже не хватало.
– Командир, ложись, убьют на хрен! – забыв про субординацию, прокричал Балабанов.
Дымов рухнул в тот момент, когда оторопевшие от его выходки легионеры открыли огнь. Он лежал, закрыв голову, и ждал, когда пуля найдет свою верную мишень. Не дождался, оттолкнулся каблуком от вырытой ногой ямки, пробороздил носом пару метров… и наткнулся взглядом на мертвые глаза капитана Глазнева. Оперативник лежал на боку, неловко вывернув ногу, смотрел на мир пустыми глазами. Он казался спокойным, только немного удивленным. Грудь была прострелена в нескольких местах, одна из пуль, видимо, пробила сердце.
– Сюда, товарищ майор, не тормозите… – прохрипел из канавы Балабанов. – Ему уже ничем не поможешь, не добежал Бориска.
Группа несла тяжелые потери. Где Леха Пушкарь? Садовский подался вперед, схватил его за ворот, втащил в канаву. В ней можно было прятаться и даже передвигаться на корточках. Канава петляла под углом к лесу. Оставшиеся в живых товарищи не пострадали, только у Мишки под глазом красовался синяк. Не научился правильно падать.
С доктором Гринбергсом была большая проблема. Пуля попала в спину выше поясницы, повредила внутренние органы. Раненый находился в сознании, но испытывал адские муки. Он вздрагивал, глаза мутнели, губы безостановочно что-то шептали.
– Тащите по канаве к лесу… – прохрипел Влад. – Я прикрою, потом догоню…
– Никаких догоню, командир, – испугался Садовский. – Вместе уходим, нечего тут делать. Леху Пушкаря, кажется, накрыли, ума не приложу, где он.
Дымов ругался, грозился карами небесными за неисполнение приказа. Голова кружилась. Он лежал на краю канавы, стрелял короткими очередями. Противник перешел в какую-то ленивую атаку. Вылетели гранаты, взорвались на безопасном от группы
