— Мубарек!
— Да, повелитель.
— Готовь пеших лучников и тех, кто пойдет разбивать ворота.
— Уже ночь, великий хан. Завтра утром прибудут янычары с мушкетами.
— Завтра, говоришь! У тебя ослиная голова, Мубарек.
— Я смею напомнить моему хану, что Мубарек-гирей принадлежит к очень знатному роду.
— Смеешь напомнить? Ну, напомни мне о том, как твой отец просил меня обходиться с тобой. Я не хочу сейчас выяснять отношения и мерится мозолями от седла. Сегодня воины лягут спать голодными. Завтра голодными пойдут в бой. Легко им будет одержать победу, Мубарек? Ты этого хочешь.
— Я всего лишь хочу дождаться утра.
— Дождаться утра? О, Аллах, помоги мне вразумить этого человека! Мы дождемся утра и отправим янычар обстреливать эту крепость. Прекрасный план. Только ты одного не учел, дорогой Мубарек. Русские получат возможность до утра тоже отдохнуть, восстановить силы, оказать помощь раненым. А такой возможности им предоставлять нельзя. Иначе мы тут завязнем, подобно тупому ишаку в болоте.
— Я не подумал об этом, хан!
— Так-то лучше. Ты же видишь, — Джанибек подошел и взял за плечи своего подчиненного, — никого, кроме тебя, я ни о чем не прошу. Нет даже настоящего военного совета, потому что вокруг меня сборище растолстевших, самодовольных пастухов, а не воинов. Крымское ханство катится к своему закату. Я чувствую это. Очень остро, понимаешь?
— Да. Роскошь, в которой пребывает наша знать, давно вытеснила дух воина.
— Вот ты сам давно всё понимаешь. Наши предки покорили весь мир только потому, что оставались мужчинами и доводили дело до конца. Они жили воинами и умирали ими. И потому смогли оставить нам великое наследство, которое мы потеряли, словно во сне. Посмотри, куда простиралась империя Чингиса. Давай я тебе напомню.
— Не нужно, великий хан. Я всё и так понял. Приказывай.
— Тысяча лучников должны поджечь эту ночь своими горящими стрелами.
— Мой повелитель?
— Да.
— Как лучники смогут подойти? Их пушки и пищали бьют намного дальше. И потом, я уверен, что русские всё предусмотрели. У них много воды, и они без труда могут тушить огонь. Усложняет ситуацию холодная весенняя ночь, во время которой всё отсыревает насквозь, даже сталь клинка.
— Плевать! Мне нужно, чтобы русские не сомкнули глаз. К приходу янычар они должны быть измотаны до такой степени, когда пальцы отказываются сжимать рукоять меча. Я понимаю, что поджечь крепость невозможно. Важно не дать им сна и отдыха.
— Не кажется ли тебе, что мы больше потеряем, расстреляв запасы стрел, пакли и измотав своих воинов?
— Стрелы можно собрать. Паклю взять у тех же казаков, когда они отдадут земле свои тела, воины отдохнут в седлах, да к тому же у меня их тысячи.
— А что делать с расстоянием?
— У нас ведь есть скот, Мубарек, который мы хотели оставить здесь до своего возвращения! Наша добыча, отобранная у врага. Вот этот скот и должен стать защитой лучников. Нужно повесить костры на рога животных и пустить их к стенам крепости. Русские будут вынуждены убивать скот в воде тоже, а значит, брод станет еще мельче.
— Вот это да! — Мубарек от неожиданности даже попятился, — Но для воинов скот — это самое дорогое. Что они скажут, придя домой с пустыми руками.
— Если мы не возьмем крепость, то действительно придем с пустыми руками да еще с позором на голове. А этого делать и не нужно. Я отдаю свою долю угнанного скота. Но и это не всё. Пусть тридцать человек, умеющих бить тараном, изготовятся. Я вижу, что бревно лежит уже за линией огня их пушек. Оно почти у самых ворот. Нужно только пройти двадцать пять шагов по мелководью брода. По моему сигналу пусть бегут и пытаются ударить в ворота. А мы отсюда будем сыпать стрелами, не давая казакам возможности взяться за пищали. Если ударят раз-другой, уже хорошо. Как там у них пословица: курочка по зернышку? Так и мы будем. С каждым ударом ворота будут становиться менее крепкими.
* * *
Прошло более часа, как полонянки были освобождены. Большая часть из них переплыла Усмань и скрылась в ночной тьме. Тридцать две девушки зашли с задней стороны и попросились в крепость. Задняя часть крепости, выходившая прямо на воду пруда, была сделана по толщине в одно бревно. Заточенные бревна были вертикально вбиты прямо в дно и стянуты между собою поперечными жердями. Казаки без особого труда вывернули пару бревен, чтобы впустить девушек. В такое время работы хватит на всех. Лишние руки не помеха. Правда, не без меры. Если бы все пришли, то прокормить столько ртов, сидя в осаде, просто никак. А потому и просил атаман женщин, кричал со стены, чтобы уходили все. Что только тех, кому совсем некуда податься может принять детинец. Но русская женщина жертвенна и духом прочна иной раз получше мужика. Вот и уходили за горизонт те, кого сильно ранило, или те, у кого сил и здоровья после полона не оставалось, дабы не обременять защитников. А таких большинство оказалось. И ведь сделали это, не сговариваясь, руководствуясь женским умом прямо по ситуации. Остались лишь те, кто физически годился для войны и лишений.
Старый атаман Тимофей Степанович Кобелев знал, что на такой войне, как эта, без ночных атак неприятеля и горящих стрел не обойдешься, поэтому заранее приказал: если, мол, у кого-то появится свободная минута, то поливать и поливать стены, особенно крыши. Несколько десятков телячьих шкур специально мокли в воде, чтобы человек во время обстрела мог, набросив ее на себя, передвигаться внутри крепости, подвергаясь как можно меньшему риску.
Когда десятки мычащих, блеющих, ржащих огней стали приближаться в сопровождении топота копыт и бряцания колокольцев. Кобелев снял десять пищальников с верхнего яруса стены и приставил к воротам. Велел ждать приказа. Он не первый раз сталкивался с татарскими уловками и знал, что те обязательно погонят скот, чтобы прикрыть лучников. Еще несколько человек подхватят таран и на удачу, скорее для прощупывания ситуации и отвлечения внимания, попытаются вдарить разок-другой. Авось получится. А нет, так на все воля Аллаха. Но и у атамана были на сей случай свои заготовки.
Так и оказалось. Дюжина крымчан с широкими ремнями на изготовку побежали к тарану. В это же самое время ночь буквально вспыхнула от сотен горящих стрел, полетевших по осанистой дуге в сторону крепости. Но каждый человек из отряда Кобелева знал, что ему нужно делать. Одни встали под навес и приготовили оружие, другие, накинув на плечи телячьи шкуры, стали сбивать пламя, вырывать горящие стрелы и тушить водой очаги пожаров.
Подбежавшие к тарану татарские воины, накинули на плечи широкие ремни, приподняли страшное оружие до уровня колен. Сделали несколько шагов к броду. И вот они уже перед воротами с левого крыла крепости раскачивают таран. В них не стреляли, но в запале боя татары не обратили на эту странность никакого внимания. Раз и раз! Казалось, еще один миг, и острый нос тарана ударит в неошкуренное бревно, пошатнет, заколеблет.
