Я опустил голову. Недавней легкости как не бывало. Рассказать? Но как можно говорить о подобных ужасах? Как можно доверить такое женщине, с которой едва знаком? Во рту у меня пересохло.
— Да, вы правы. У меня есть миссия, госпожа. Но я не могу рассказать вам о ней.
— Пожалуйста, сир, расскажите. — Сир? Она обратилась ко мне так, как обращаются только к благородным господам. Я не верил собственным ушам. — Поверьте, я не стану смеяться над вашим горем. Может быть, даже помогу.
— Боюсь, это невозможно. — Я вздохнул. — Вы и так уже помогли мне.
— Доверьтесь мне, сир. Ну как я могу доказать, что мне можно верить?
Я улыбнулся. Верно, как?
— Только знайте, что рассказ мой вовсе не похож на те, что вы, без сомнения, привыкли слушать.
— Мне не нужны сказки, и я не ищу развлечений, — твердо, глядя мне в глаза, сказала она.
Опыт общения с благородными господами научил меня быть осторожным, потому что их интересовали только подати да удовольствия, а не наша судьба. Но Эмили была другой. В ее глазах я видел сострадание. Я понял это еще при первой встрече, на дороге.
— Я расскажу вам, моя госпожа. Вы заслужили это. Надеюсь, моя повесть не огорчит вас.
— Уверяю вас, Хью, — ответила с улыбкой Эмили, — на тот случай, если вы еще не заметили, что огорчить меня не так-то просто.
И я рассказал ей. Все.
О Софи. О нашей деревне. О моем путешествии в Святую землю. О страшных сражениях. О встрече с турком в Антиохии. О возвращении.
Потом я поведал Эмили о том, что узнал по возвращении домой.
Голос мой дрогнул, и глаза наполнились слезами. Я рассказал, как и почему оказался в лесу. И зачем мне надо в Трейль.
Эмили слушала меня, не перебивая. Наверное, услышанное не совпадало с тем, к чему она привыкла. Тем не менее, она ни разу не проявила недовольства. Ни когда узнала о моем дезертирстве из армии. Ни когда я упомянул Норкросса и Болдуина. А когда я наконец подошел к тому, зачем мне так понадобилось попасть в Трейль, глаза ее заблестели.
— Да, Хью, я понимаю. — Наклонившись вперед, она положила свою руку на мою. — С вами обошлись несправедливо. Вы должны отправиться в Трейль и найти свою жену. Но что вы намерены сделать, когда доберетесь туда? Что можете сделать в одиночку? Без оружия. Не имея доступа к герцогу. Болдуина здесь хорошо знают: распутник, думающий только о себе и высасывающий из своих людей все соки. Но вы же не можете вызвать его на поединок! Вас сразу бросят в темницу или убьют.
— То же самое сказала бы и моя Софи. Но я все равно должен попытаться, даже если это похоже на безумие. У меня нет другого выбора.
— Тогда я помогу вам, Хью, — прошептала она, — если только вы позволите.
Я удивленно посмотрел на нее, тронутый ее решимостью и доверием.
— Почему? С какой стати вы будете мне помогать? Вы же принадлежите к их кругу. Вы служите при королевском дворе.
— Я уже сказала вам однажды, Хью де Люк, что вас спасает ваша улыбка.
— Думаю, что нет. — Я осмелился поднять на нее глаза. — Вы могли бы оставить меня на дороге. Тогда все мои беды умерли бы вместе со мной.
Эмили отвела взгляд.
— Я скажу вам. Но не сейчас.
— Но я же рассказал вам все.
— Такова моя цена, Хью. А если станете торговаться, я всегда могу приказать доставить вас туда, где нашла.
Я склонил голову и улыбнулся. Она могла быть такой забавной, когда хотела.
— Меня устраивает ваша цена, госпожа. И каковы бы ни были причины, побуждающие вас помочь мне, я вам благодарен.
— Хорошо. Тогда в первую очередь нам надо придумать предлог для вашего появления там. Надо же как-то туда проникнуть. Что вы умеете хорошо делать? Какие у вас есть таланты? Только не говорите, что вы прекрасно ориентируетесь.
Я рассмеялся — уколоть она умела.
— Наверное, меня можно отнести к тем, о ком говорят — способностей много, талантов никаких.
— Ладно, посмотрим, — сказала Эмили. — Чем вы занимались до того, как отправились в Святую землю?
— У нас был постоялый двор. Софи занималась продуктами и постелями, а я…
— А вы разливали эль и развлекали посетителей.
— Откуда вы это знаете?
— Не важно. А во время войны? Насколько я могу судить, разведчиком вы не были.
— Я неплохо дерусь. Но вообще-то еще лучше мне удавалось веселить друзей, отвлекать их от мрачных мыслей. В самые трудные времена они всегда просили рассказать что-нибудь занимательное. — Я рассказал ей, как рос и воспитывался, как путешествовал, как выступал перед публикой, читая стихи и распевая песни, как, возвращаясь с войны, зарабатывал в трактирах на хлеб рассказами и фокусами. — Может, у меня и есть какой-то талант.
— Жонглер и клоун, — повторила задумчиво Эмили.
— Запас фокусов у меня невелик, но я всегда легко сходился с людьми и обзаводился друзьями.
Я улыбнулся, давая понять, кого имею в виду.
Эмили покраснела, быстро поднялась и, поправив платье, напустила на себя скромный вид.
— А теперь отдыхайте, Хью де Люк. Ваши раны должны затянуться, и за это время ничего особенного не случится. А мне надо идти.
Я обеспокоенно посмотрел на нее.
— Надеюсь, я не обидел вас, госпожа?
— Обидели меня? — воскликнула она и мило улыбнулась. — Вовсе нет. Просто ваши многочисленные таланты только что навели меня на одну прекрасную мысль.
Эмили постучала в дверь спальни, расположенной в другой половине замка. Герцогиня Анна сидела за столом в окружении придворных дам, трудившихся над гобеленом.
— Вы звали меня, госпожа?
— Да, — ответила Анна. Четверо женщин тут же прекратили работу и вопросительно посмотрели на герцогиню. — Можете остаться, — сказала она. — Я поговорю с Эмили в гостиной.
Они перешли в соседнюю со спальней комнату, в которой стоял большой туалетный столик, чаши с ароматной водой и зеркало.
Анна опустилась на стул.
— Хочу поговорить о здоровье твоего рыжего кавалера.
— Он выздоравливает, — ответила Эмили. — И он не мой кавалер. Хью де Люк женат и сейчас разыскивает свою жену.
— Разыскивает жену? Так, значит, он этим занимался, когда мы наткнулись на него в лесу? Любопытно. — Анна улыбнулась. — Но теперь, когда твой гость здоров…
— Еще не совсем, — вставила Эмили.
— Но теперь, когда он поправился, ему надлежит отправиться по своим делам. По крайней мере, лекарь говорит, что он хочет уйти.
— С ним поступили бесчестно, моя госпожа, и он хочет восстановить справедливость. Человек, причинивший ему обиду, не кто иной, как Болдуин из Трейля.
