Словно услышав звон колокольный, из ближнего леса вышла в тумане толпа мужиков, баб и ребятишек, и скорым шагом, на бег срываясь, направилась к пепелищу городца…
- Вот, значится, к чему образок святой сохранился в огне-то! – молвил Герасим, бережно икону из-под сутаны извлекая. – Се икона Богородицы «Знамение» звётся. Вот оно, значит, знамение!
Он поднял святой образ высоко над головой и неспешно пошёл навстречу уберёгшимся в лесу жильцам Городецким…
Боярин снял шапку и трижды осенил грудь крестным знамением.
Низко пригнувшись к гриве жеребца, коего Никита назвал Буяном за крутой норов, мчался отрок по степи, оставляя за собою пыльный шлейф. Травы степные, взбитые копытами коня, сладко пахли чабрецом, полынью, душицей. Степь звенела жаворонком, распахивая перед Никитою всю свою неохватную ширь… У луки седла болтались четыре зайца, добытые отроком в степи. Выметнувшись на увал, увидел Никита небольшую балку и шагом пустил коня вниз. Буян благодарно скосил на отрока лиловый глаз, зная, что внизу его ждёт водопой.
Спустившись с невысокого увала в балочку, журчащую чистым ручьем, вознамерился, было, Никита напоить коня да баклагу наполнить ключевою водой. Но едва приблизился отрок к ручью, в тени акаций степных прячущемуся от зноя полуденного, как тонко просвистело что-то в воздухе задушном, и волосяной аркан крепко охватил стан Никиты, связав руки по локтям. Отрок дал в бока коню, и умный Буян, резко развернувшись, боком пошел от ручья. Натяжение аркана ослабло, и Никита, изловчившись, сбросил петлю вверх, с рук, вырвав из кожаных ножен кинжал. Перехватив одним резким движением ножа жилу аркана, он гикнул, и Буян, выбив комья земли из-под копыт, рванулся вверх – к обрезу балки, забирая влево, к близкой спасительной опушке леса.
Со свистом и улюлюканьем наперерез ему из-за дерев вырвались пять всадников на низкорослых мохнатых лошаденках, быстро сокращая и без того невеликое расстоянье между ними и отроком. Всадники были одеты не по-здешнему: лисьи малахаи, широкие халаты, поверх которых были надеты латы с наплечьями, кривые сабли заместь мечей – резко отличали их от местных татарских нукеров, коих видел Никита в скиту во время схватки с берендеями. Первый всадник, горяча лошадь, стремительно приближался и был уже в двух саженях от Никиты. Видя, что сшибка неизбежна, отрок вырвал из саадака короткий дрот с насаженным на его конец клинком. Не замахиваясь, чуть привстав в стременах, он метнул дрот в противника и увидел, как тяжелый клинок легко пробил латы на груди татарина, разрывая плоть, и сбил того наземь. Буян резко рванул в сторону, уходя от второго татарина, и его сабля со свистом рассекла воздух в том месте, где мгновенье назад была спина Никиты. Страх липким потом облил спину отрока, но решимость и отвага возобладали, и Никита, гикнув, крепкою рукой направил Буяна в густые заросли лещины на опушке. Врубившись в лес, ломая кусты, помчался жеребец, одному ему ведомыми путями сквозь дремучие заросли.
Татары закрутились у опушки, не решаясь входить в лес, который всегда вызывал у степняков страх…
Буян пробился мощной грудью сквозь густой кустарник и вынес седока на тропу.
Вскоре в лесных прогалах показалась знакомая до боли изба скита.
Свалившись с коня, Никита ворвался в сруб, испугав Настену, хлопотавшую у печки, своим диким видом.
- Иде дядька Степан?! – заорал он, еще боле пугая девицу, - Иде он?!
- Дык, в лес ушел, - пролепетала Настена. – Иде ж ему ишо быть-то? Чего случилося? Ты что такой заполошный?!
Не отвечая, выскочил Никита на двор и ринулся в лес по тропинке.
Степан шел ему навстречу, бережно неся в руке берестяной туес, полный лесных ягод. Увидев издаля отрока, он широко улыбнулся в русую бороду, но, углядев встревоженный вид Никиты, нахмурил брови…
- Дядь Степан! - отрок не мог отдышаться, сглатывая слова. - Татары! Не нашенския татары, чужие! Убить мине хотели, арканом ловили!
- Ты пошто решил, что чужие? – спросил Степан, подходя. – Иде это было?
- У ручья в степу, в выбалке, куды мы гоняли с тобою коней поить! – при виде спокойного, уверенного в себе старшего товарища Никита враз успокоился. – Одетые они не по-здешнему. И оружье другое – сабли кривые, а не мечи, как у наших татар. Энти в халатах, в малахаях на головах, а наши одеваются, как мы. Да и лошади у энтих другие – низкие да лохматые…
- Орда! – выдохнул Степан. – Неужто опять пошли на Русь ордынцы?! Сколько ж можно русский народ гнобить да земли наши разорять?! Ты-то как смог уйти от них?
- Убил я одного, дрот метнув ему в грудь. А ушел не я – то Буяна заслуга. Он мине вынес, от удара губительного спас.
- Иде вы с ними рассталися? Сколько их? – Степан стремительно шел к скиту, думая, чем может грозить им эта нечаянная встреча. И чем больше думал, тем яснее ему становилось, что оставшихся харабарчи нужно уничтожить, иначе, они всё равно доберутся до скита по следу, оставленному в лесу конём.
- Буян в лес ломанулся скрозь кусты, а они не пошли следом. Я бы услышал, как кусты трещат, ежели бы пошли, - рассказывал отрок. – А видел я пятерых! Да сшиб одного! Значится, четверо их осталося.
- Пойдут! – уверенно молвил Степан. – Энти были харабарчи – разведчики татаровы. Шляхи в степу разведывают, водопои ищут да места для становищ. Они пойдут по следу твому, чтоб найти, куда ты ушел. К тому ж, коли ты кого-либо убил из них, оне отмстить обязаны. Пойдут!
Тем временем вышли на поляну, и Степан сразу шагнул под навес, выбирая оружие, развешанное на его стене. Он снял большой лук и, перегнув его под коленом, натянул тугую тетиву, сплетенную из конских жил. Бросил через плечо саадак со стрелами. За пояс топор сунул и кинжал кованый, от берендеев оставшийся. Увидев, что Никита тащит из сруба свой тяжеленный меч, сурово окликнул:
- Оставь! В лесу мечом не размашешься! Лук возьми да кинжал. Исподтишка, из засидки брать их будем.
Настена стояла у крыльца, зажав рот ладошкою. Глаза ее, широко распахнутые, синели ужасом и страхом за своего суженного, так покойно и деловито на смерть сбирающегося, что не по себе ей стало.
