пропагандируемом на западе мифе о партиях и сказке о честных выборах.
А раз так – значит, права была наша родная ВКП(б), утвердив единоличную (собственную) монополию на власть!
Такая откровенно большевистская риторика стала диковинкой для большинства вольнодумных студентов, в том числе и для Ярослава Плечова, предвкушавшего совершенно иные оценки ситуации в стране.
Были и такие, кого слово «жид» цепляло за живое, смущало и коробило. По ходу лекции зал покинули чуть ли не десяток филологов: Подаревский, Левин, Шершер, Гринберг, Зазавский, Маркович, Миндин… Зато остальные продолжали, раскрыв рты, слушать поймавшего кураж профессора. Да и он сам никак не отреагировал на этот демарш.
Всё говорил и говорил… Долго, красиво, убедительно… А когда закончил – пожелал всем весёлых каникул и… попросил Ярослава задержаться.
– Я здесь перетёр кое с кем о твоей судьбе, – наслаждаясь появившейся возможностью отойти от официального слога и наконец-то дать волю любимому сленгу, прошептал доверительно профессор, когда они остались одни. – Итак, дипломную работу будешь писать под моим чутким руководством.
– Спасибо! – отвесил поклон Плечов, давно мечтавший о такой благосклонности.
– Затем – аспирантура, научная деятельность, если не возражаешь, конечно.
– Вы ещё спрашиваете?! Сплю и вижу.
– А сейчас – давай прощаться!
– Надолго?
– До сентября?
– Ой! Так нечестно…
– Что поделать? На днях я отбываю в Минск. Кстати, тебе оттуда ничего не надо?
– Как это ничего? Я давно мечтаю угостить своих институтских друзей настоящим полесским мациком 37. Достаньте хоть бы из-под земли один малюсенький шарик!
– И всё?
– Пожалуй – да.
– Что ж, думаю, выполнить твою просьбу будет нетрудно. Хотя, если честно, у меня своей работы по горло! Может, составишь мне компанию?
– А Ольгу возьмём?
– Непременно. Летом общежития всё равно пустуют.
– Ура! Дайте я вас расцелую!
– Только жить будете в разных комнатах. Чтобы белорусские товарищи не смогли обвинить меня в сводничестве и пособничестве блуду.
7
Агент вставил монетку в жерло первого попавшегося таксофона и, накрутив на диске навсегда заученный номер, прохрипел в микрофон:
– Яра! Срочно!
– Принято! – ответил слащавый голосок, после чего в трубке сразу пошли короткие гудки, но копейки автомат почему-то не проглотил. «Знает, сволочь, куда я звоню!»
Через полчаса он был уже в Кремле.
До встречи с куратором оставалось немало времени (по крайней мере так предполагал сам Плечов!), и Ярослав принялся изучать оставшиеся достопримечательности Тайницкого сада (главные из них – Константино-Еленинскую и Благовещенскую церкви – большевики уже успели благополучно уничтожить, соответственно в 1928 и 1932 годах).
И вдруг на его плечо легла чья-то крепкая рука.
– Что вы здесь ищете? – раздался сзади грозный голос, принадлежащий, как выяснится спустя мгновение, высокому худощавому мужчине в штатском.
– Просто гуляю! – прикинулся ненавистным лохом Плечов.
– Пропуск!
– А вы кто?
– Сержант госбезопасности Косолапов!
– А… Пожалуйста! – Ярослав спокойно протянул открытку со штампом и не мигая уставился в серо-голубые глаза незнакомца.
– Бессрочный, да?
– Мне это не ведомо. Какой выдали, таким и пользуюсь.
– Кто выдал-то?
– Не ваше дело…
– Тогда вам придётся пройти со мной – к коменданту. У нас как раз проходит ревизия и соответствующая замена устаревших документов…
– Меня на этот счёт никто не предупреждал!
– А кто вы такой, чтобы доводить до вашего ведома обо всех изменениях в государственных программах?
– Отставить, товарищ сержант! – совершенно неожиданно подоспело спасение в облике Исаака Ильича.
– А, товарищ майор, здравия желаю!
– Вас же предупреждали: обладатели таких открыток под проверку не подпадают.
– Извиняюсь…
– О соответствующем взыскании вам объявят позже.
– Слушаюсь!
– А сейчас – идите!
– Есть! – Косолапов лихо развернулся и уже высоко занёс правую ногу, собираясь отчалить строевым шагом прочь от разбушевавшегося начальника.
– Пропуск не забудьте вернуть! – немного остудил его прыть Шапиро.
– Пожалуйста! – бдительный сержант неохотно протянул Ярославу открытку и быстро скрылся из глаз.
– Что, земляк, чуть мы с тобой не влипли, а?
– Похоже на то! – натянуто улыбнулся Плечов.
– Чего звал?
– Фролушкин берёт нас с собой.
– Так в чём проблема?
– Билеты…
– А… На какое число?
– На послезавтра.
– Вас трое?
– Двое… Профессор уже купил…
– Ничего – сдаст. Вы должны ехать в одном купе. Неформальное общение способствует откровенности.
– Спасибо…
– Проездные документы и командировочные заберёшь ровно в шестнадцать ноль-ноль.
– Где забрать-то?
– В тайнике.
– Понял.
– Больше им не пользуйся… Вернёшься из Минска – сразу позвони. Через два часа я буду у КПП на Ивановской площади. Тогда и получишь дальнейшие инструкции.
– Есть!
– Фролушкина держи на привязи и не отпускай от себя ни на шаг. Даже если он будет пытаться попасть на территорию, контролируемую Польшей…
– Понял…
– Пока всё. Свободен!
8
Ольга чувствовала себя на этом «балу» чужой и поэтому – немного несчастной. Хорошо хоть догадалась взять в дорогу любимые книги «Двенадцать стульев» и «Золотой телёнок» и теперь, лёжа на верхней полке шикарного купе скоростного поезда Москва – Минск – западная граница, весело шуршала страницами, время от времени заливисто и очень заразительно смеясь.
Это совершенно не мешало двум её расположившимся внизу попутчикам философствовать и до хрипоты спорить на извечные темы, отстаивая своё собственное, независимое научное мнение. Впрочем, часто оно совпадало…
Ольгу их споры не интересовали, но порой сверху раздавался звонкий голос:
– Лучше б с творчеством Ильфа и Петрова познакомились, господа философы!
– Да читали мы, читали – и «Двенадцать стульев», и «Золотой телёнок»! – заверял профессор.
– И как вам эти произведения, господа присяжные заседатели?
– Талантливые, тонкие, остросатирические… Одно смущает: как только в нашей стране смогли опубликовать такую явную антисоветчину?
– Вот и я тоже об этом думаю! Голубой воришка Александр Яковлевич, подпольный миллионер Корейко, не говоря уже о великом комбинаторе – откровенном проходимце и мошеннике со странной фамилией Бендер – какие-то не наши, явно асоциальные персонажи…
– Да… Начудили авторы на лет двадцать лагерей, однако почему-то их никто не тронул!
– Ладно, ложитесь спать, товарищи. До первого сентября ещё наговоримся. Всё равно от нашей трескотни – нет никакого толку, – грустно подвела черту Фигина.
– Что, сынок, – Фролушкин впервые за время знакомства назвал Славку столь ласково, – послушаем слабую половину?
– Конечно, батя! – как подобает ответил тот. – Гасите свет, Ольга Александровна, довольно тащиться от сына турецкого подданного, займитесь, наконец, своим русским парнем.
– Спи, балабол! Вернёмся в Москву – займусь тобой по полной программе!
9
Время в пути пролетело незаметно. Мощнейший паровоз ИС-20 (названный конечно же в честь Иосифа Сталина!) развивал порой неслыханную скорость – свыше ста пятидесяти километров в час!
И вот он – красавец Минск, столица советской Белоруссии.
Ещё на подъезде к городу сердце Ярослава вдруг начало шалить: частить и сбиваться с ритма – так случается только тогда, когда не был на родине много-много лет…
На вокзале полным ходом шла реконструкция.
Да и весь город
