да, познакомьтесь, Ярослав, мой любимый ученик. Он тоже родом из Белоруссии.
– Очень приятно! – вежливо накренил голову студент.
– А я думала, он твой сынок…
– Как ни странно, это недалеко от истины… Я на самом деле испытываю к Славе самые трепетные, можно сказать отцовские чувства…
– Спасибо, батя! – расчувствовался Плечов.
– Это – Валентина Максимовна, домработница моего доброго друга Громмера.
– А он сам где?
– Здесь. В холодильнике.
– Яков Пинхусович умер. Четыре года тому назад, – поспешила прояснить ситуацию старуха. – Всё своё имущество завещал мне, а тело – мединституту.
– Фёдор Алексеевич! – прохрипел Ярослав, наливаясь бордовой краской. – Как-то не по-христиански поступают все близкие к вам люди… То позволяют сжечь себя в крематории, то оставляют своё тело на растерзанье юным медикам… Что за бесовщина такая творится в наше доброе советское время?
– Яша страдал редким заболеванием – гигантизмом, – пришла на помощь старому другу Валентина Максимовна. – Кто-то же должен дать шанс науке изучить этот крайне неприятный феномен?
– Ну, тогда другое дело, – примирительно пробормотал Ярослав, хотя, честно говоря, так и не понял до конца благородности поступка учёного – сам он до такого ни за что бы не додумался…
Где-то наверху скрипнула дверь, и спёртый летний воздух, полностью заполнивший просторное помещение, разрезал сочный певучий баритон:
– Максимовна, кого там чёрт принёс?
– Это мои друзья!
– У нас нерабочие дни.
– Они из Москвы. Проездом…
– Кто это? – переходя на шёпот, поинтересовался Фёдор Алексеевич.
– Шеф!
– Разрешите представиться: профессор Фролушкин… Из МИФЛИ…
– Очень приятно! – нотки раздражения сразу же исчезли. – Подымайтесь ко мне, пожалуйста…
– Секундочку… Ты остаться внизу, – учёный похлопал Ярослава по плечу и устремился наверх по идеально чистым мраморным ступенькам.
Быстро пробежавшись глазами по табличке: «Директор Белорусского медицинского института товарищ Шульц Файвель Яковлевич», потянул на себя тяжёлую дубовую дверь:
– Разрешите?
Прямо напротив него за обычным письменным столом сидел достаточно молодой и крепкий человек с круглым простодушным лицом, носом-картошкой и большой лысиной.
– Проходите, уважаемый коллега! Как ваше имя-отчество? – Он учтиво поднялся со своего места и вышел навстречу, протягивая гостю руку.
– Фёдор Алексеевич… А кстати, что означает ваше прекрасное имя?
– Я и сам не знаю. Файв, значит, пятёрка…
– Выходит Файвель – пять баллов?
– А что? И такая версия имеет право на жизнь!.. Эх, обмыть бы нам знакомство, но, к сожалению, у меня, кроме спирта, ничего нет – каникулы, да и в директорское кресло я сел совсем недавно, после того как мой предшественник – хвати его кондрашка – отбыл в Москву на повышение. Сейчас он возглавляет там городской отдел здравоохранения.
– Я знаком с Кондратием Кондратьевичем 39. Прекрасный специалист и хороший человек.
– Хороший человек – не профессия. А работу он, скажу откровенно, завалил. После чего убёг в столицу.
– Понятно…
– Вы к нам надолго али как?
– До конца августа. Первого сентября нам надо быть в альма-матер…
– С вами ещё кто-то?
– Мой аспирант. Ярослав Плечов.
– Он москвич?
– Нет, как ни странно, белорус. А почему вы об этом спросили?
– Был у меня в юности дружок – Ваня Плечов, в начале двадцатых мы вместе белополяков били.
– Наш Ярослав по отчеству как раз Иванович.
– Представьте его при случае…
– Да чего тянуть-то? Прямо сейчас и познакомлю вас! Сынок, – профессор раскрыл дверь и громко позвал. – Давай быстрей к нам, директор вызывает.
– Слушаюсь! – донеслось издалека.
Где-то внизу раздался частый топот, и спустя мгновение на пороге кабинета выросла худощавая фигура.
– Здрасьте…
– Как похож… Ах, как похож – ну, вылитый Иван Христофорович Плечов! Теперь я готов на любую сумму биться об заклад, что он – твой родной отец.
– Вы были знакомы?
– Почему «были», родной?
– Умер папа. Вскоре после окончания братоубийственной Гражданской войны…
– Жаль… Большой человек твой батя был – и в прямом, и в переносном смысле! Жизнь Шульцу однажды спас – срубил беляка, уже занёсшего шашку над моей бедной головушкой! Постой-постой… Ты с какого года рождения?
– Одиннадцатого…
– Яра? Точно – Яра! Это же тебя мамка повсюду с собой таскала. Форму сшила, будёновку с огромной красной звездой…
– Ну да… Мне тогда и десяти лет не было…
– А ты меня не помнишь?
– Нет.
– Жаль, жаль, – Файвель Яковлевич старательно промокнул мятым носовым платком капельки пота, обильно покрывшие его умудрённое высокое чело, и тихо да почему-то предельно печально затянул:
Шлоф же мир шойн, Янкеле, майн шейнер,
Ди эйгелех, ди шварцинке мах цу…
А ингеле, вос хот шойн але цейнделех,
Муз нох ди маме зинген ай-лю-лю? 40—
подхватил Ярослав, вспоминая такие далёкие и такие близкие слова. – Дядя Шульц, ты? Ой, простите товарищ директор!
– Какой, к чёрту, дядя? Я всего на десять лет старше тебя! А Маня, Маня-то как?
– Они ушли вместе. В один день. С тех пор я остался круглым сиротой…
– Да, жаль… Такие люди, такие люди… Мы просто обязаны их помянуть. Максимовна, поди сюда!
– Иду, Файфа, Файфе… Тьху ты, никак не могу привыкнуть к вашему идиотскому имени…
– Не бурчите и не обзывайтесь – уволю!
– Ага, счас… Как бы я сама раньше не ушла!
– Ведро спирту захватите, эксперимент проводить будем! По влиянию цэ два аш пять о аш на проголодавшиеся желудки!
Пить Славка отказался наотрез. Даже за упокой души своих родителей. А вот салом не побрезговал. Тем более что и сам директор уплетал его за обе щёки, ничуть не озабочиваясь явной некошерностью продукта.
– Может, хоть двадцать грамм, так сказать, за компанию? – никак не унимался Шульц.
– Нельзя ему. Яра у нас спортсмен. Плесните-ка лучше мне!
– Сейчас, дражайший Фёдор Алексеевич, потерпите, пожалуйста, одну секундочку…
– Давай на «ты»… Негоже нам, белорусам, «выкать» друг другу…
– Честно говоря, в таком случае я буду чувствовать себя неловко… Ведь вы мне в отцы годитесь.
– Ты с какого года?
– Девятьсот первого.
– Подумаешь, двадцать лет разницы! По философским меркам – просто миг, одно ничтожное мгновение!
– А каким он спортом занимается, если не секрет? – повернул разговор в прежнее русло Шульц.
– Самбо.
– Расшифруйте…
– Самозащита без оружия. Теперь это модно.
– Так, давайте и у нас в мединституте такую секцию организуем.
– А что, запросто… Со следующего года Никифор Михайлович обещает нам выбить по ставке в БГУ… Так что можешь подбирать потихоньку контингент.
– А что думает по этому поводу сам Ярослав Иваныч?
– Я не против в принципе… Только мне ещё технику подтянуть немного надо.
– Так и подтягивай… Целый год впереди… Ну, Фёдор Алексеевич, за нас?
– Давай. За настоящую мужскую дружбу! Крепкую, честную, верную. Только не сачкуй, – слёзы в стакане
