Пожилая женщина была одета во все черное, как одеваются дамы человеколюбивого общества. Ее провели в сад; Розалия встала ей навстречу.
– Мадемуазель, – сказала дама в черном, – я приехала с улицы Принца с поручением от маркизы.
Розалия видела, как уехала маркиза, но не знала, куда она отправилась.
– Разве маркиза на улице Принца? – спросила бонна.
– Да, у маркиза.
Бонна выразила удивление.
– Маркиз почувствовал себя дурно, – сказала незнакомка, – и послал за маркизой. Маркиза, в свою очередь, послала меня за вами. Я боронесса де Мелан, дама человеколюбивого общества; у меня-то бедный Эммануэль и почувствовал себя дурно. К счастью, он оправился и хочет видеть детей.
Пожилая дама говорила с такой искренностью и правдоподобностью, что никакого подозрения не могло закрасться у бонны маленьких девочек. Сильно напуганная всем слышанным, Розалия поспешила одеть детей.
– Я отвезу вас, – сказала дама человеколюбивого общества, – на дворе меня ждет карета.
Слуги и привратник отеля, видя бонну, выходящую каждый день с детьми на прогулку в Елисейские поля или в Тюильри, не удивились, что она села со старой дамой в карету, которая преспокойно выехала со двора и повернула за угол предместья Сент-Онорэ.
Едва прошло десять минут после отъезда детей, как на двор отеля въехала вторая карета, собственная, запряженная парой чудных рысаков. Из нее вышел мужчина и спросил подбежавшего к нему лакея.
– Маркиза де Флар еще дома?
Приехавший говорил по-французски с легким британским акцентом; он был одет с элегантностью и простотою джентльмена, а его белокурые волосы были уже с проседью. Он был, по-видимому, чем-то немного взволнован.
– Госпожа уехала, – ответили ему.
– Когда?
– Уже с час.
– Но, по крайней мере, дочери ее дома? – поспешно прибавил он.
– Нет, сударь, и они также уехали.
– Уехали?
– Со своей бонной…
– С одною бонной? Они поехали на прогулку? – спросил он с беспокойством.
– Извините, – ответил лакей. – Барышни уехали с мадемуазель Розалией, их бонной, и с пожилой дамой, одетой в черное, которая приехала в наемной карете и увезла их.
Англичанин хрипло вскрикнул от досады и огорчения и пробормотал:
– Слишком поздно!
Прежде чем продолжать рассказ, сообщим читателю, что случилось три дня назад с бароном де Мор-Дье, которого маркиз Шаламбель де Флар-Монгори увидел мертвым на постели на улице Принца и который, как говорят, был убит накануне того дня, когда он явился в кабинет маркиза в отель на улице Пентьевр.
Итак, три дня назад, в пять или шесть часов вечера, барон де Мор-Дье, на этот раз действительно живой, переходил Карусельскую площадь и мост того же имени, направляясь в предместье Сен-Жермен. Барон был одет бедно; его платье было потерто, сапоги стоптаны, и бедняк выставил на груди, чтобы скрыть сомнительной белизны белье, концы залоснившегося черного галстука.
Этот человек, бывший когда-то миллионером, казалось, стоял на границе самой ужасной нищеты.
– Сударь! – закричал ему инвалид, стоявший у заставы моста для сбора пошлины за переход через мост. – Пожалуйте пять сантимов.
Барон, прошедший уже десять шагов по мосту, вернулся, обшарил все карманы, но ничего там не нашел.
– Извините, – пробормотал он. – Я ошибся…
И, бледный от стыда, он вернулся назад, проговорив:
– Я забыл кошелек.
Но старый солдат заметил красную ленточку в петлице сюртука барона, а по осанке узнал бывшего военного и сказал ему, улыбаясь:
– Хорошо, господин офицер, вы заплатите на возвратном пути. Я очень рад оказать вам кредит.
Барон покраснел.
В эту минуту на мост въехала карета, и женщина, высунувшая из окошка голову, слышала последние слова инвалида и заметила краску стыда, выступившую на лице барона. Рядом с женщиной сидел человек лет около шестидесяти, который, поспешно схватив ее за руку, наклонился к самому ее уху и прошептал:
– Вот человек, которого мы ищем. Это барон де Мор-Дье.
Дама вздрогнула, но тотчас же овладела собою и, высунув голову в окно кареты, закричала:
– Здравствуйте, барон!
Барон де Мор-Дье обернулся крайне удивленный, взглянул на даму, совершенно не знакомую ему, и коснулся рукою шляпы.
– Дорогой барон, – повторила дама очаровательным голосом, – позвольте мне подвезти вас. В карете есть скамеечка, и я могу предложить вам место.
Пока она это говорила, кучер остановил лошадей, а лакей, спустившись со своего сиденья, подошел и открыл дверцу кареты.
– Садитесь же, барон, – настаивала дама. Положение де Мор-Дье было более чем оригинальное.
Как раз в ту минуту, когда он собирался воспользоваться кредитом в пять сантимов, предложенным ему инвалидом, которые ему было так же трудно добыть, как для некоторых миллион, в ту минуту, говорим мы, изящная женщина приказала своей карете остановиться и пригласила его сесть в нее. Барон никогда не встречал ни этой дамы, ни старика, сопровождавшего ее, а они, напротив, по-видимому, знали его. Но тем не менее приглашение было сделано так любезно, что де Мор-Дье не имел возможности отказаться. Он сел в карету, дверца захлопнулась, и кучер тронулся в путь.
Тогда только барон поднял свои полные удивления и любопытства глаза на молодую женщину, дивная и роковая красота которой произвела на него сильное впечатление. Это была Дама в черной перчатке. Она пошептала сказать ему с улыбкой:
– Держу пари, барон, что вы находите меня странной, сумасшедшей…
– Сударыня…
– Вы меня не знаете, вы никогда меня не видали, и вот я называю вас по имени и приглашаю в свою карету.
– Действительно, – пробормотал барон, все более и более удивляясь, – я никогда не имел чести…
– Видеть меня, не так ли?
– Именно, сударыня.
– И вы правы. Но я вас знаю и давно уже ищу вас.
– Вы меня… знаете… и вы… давно ищете меня?
– Погодите, барон, – возразила мстительница, – если вы соблаговолите оказать мне честь выслушать меня в продолжение нескольких минут, то вы увидите, что я действительно хорошо вас знаю.
Де Мор-Дье стало не по себе. Он уловил во взгляде и улыбке молодой женщины что-то роковое, обдавшее холодом его сердце.
Дама в черной перчатке обернулась к своему спутнику, который, как, наверное, уже догадался читатель, был никто иной, как граф Арлев, и сказала ему несколько слов на непонятном для барона языке, в котором по звукам он узнал русский.
Граф тотчас же вышел из кареты и сказал несколько слов кучеру. Карета ехала в это время по набережной Сены, по направлению к Пасси.
По знаку Дамы в черной перчатке барон, удивление которого все росло, пересел со скамеечки рядом с молодой женщиной.
