Они говорили уже о чем-то другом, причем по-гречески, и в этом проявлялась их вежливость, а может быть, ум.
— Царь Сидона не Александр, — сказал Теннес.
— Стратон? — фыркнул Артас. — Стратон, низкопоклонник персидского царя. Не зря его сын удрал, как только в город вошел Александр.
— Сидону нужен царь, — сказал Теннес.
— У него есть Александр, — ответил Гефестион. Они могли бы возразить, но они были сидонцы.
— Александр — царь царей, — сказал Артас. — Каким же царем он может быть над здешним царем, если тот, кто носит корону, командует флотом на стороне Дария?
Гефестион прищурился и улыбнулся недобро.
— Так что же, один из вас метит в цари?
У них отвисли челюсти. Это было что-то невероятное — увидеть сидонца в растерянности.
Артас обрел наконец голос. Слегка приглушенно он переспросил:
— Один из нас?
Гефестион остановился. Они шли последними и за разговором отстали. Остальные уже скрылись за поворотом дороги. Они были одни в этом пустынном каменистом месте, где лишь одно дерево скривилось над ними и полоса пыли отмечала дорогу в Сидон.
— Вы же этого просите, не так ли? Чтобы я поговорил с Александром и он провозгласил одного из вас царем?
Артас выпрямился. Он был невысок ростом, но умел выглядеть достойно, когда ему это было нужно.
— Я не могу быть царем. И мой брат не может. Наша кровь древняя и благородная, но не царская.
Теперь уже Гефестион лишился дара речи.
— Разве в Македонии не так? — спросил Теннес. — Разве царь не должен быть царского рода?
— Да, это так, — ответил Гефестион, преодолевая опасное искушение рассмеяться. Эти двое искусно загнали его в ловушку. Наверное, он сумел бы вырваться из нее, но можно было подождать и посмотреть, куда они клонят.
— Так что, как ты понимаешь, — сказал Теннес, — Ни один из нас поэтому не может быть царем.
— Большинство людей это не остановило бы, — ответил Гефестион.
Теннес рассмеялся, а Артас улыбнулся.
— Мы не философы, — сказал он, — и не альтруисты. Мы купцы. Зачем бы мне быть царем и сидеть безвылазно в городе и никуда не ездить торговать? Я бы от тоски с воем бегал по холмам.
Гефестион окинул взглядом холм, где они стояли, и горы в стороне.
— Наверное, и я бы тоже, — сказал он и переступил с ноги на ногу: так легче, меньше болит под повязкой.
— И все же, — продолжал Теннес, — кто-то должен быть царем. Городу нужна голова, кто-то должен бороться с трудностями и как царь говорить с царем.
— И что, по-вашему, я могу сделать? — спросил Гефестион, предупреждая их тем самым, что пора кончать этот разговор.
Они это поняли. Легкомысленное выражение исчезло с лица Артаса, он стал как бы старше и солидней. Он как будто говорил от лица своего народа, и, без сомнения, так оно и было.
— Мы знаем, что Александр прислушивается к тебе. Мы думаем…
— Мы? — переспросил Гефестион.
— Теннес и я. — Это было сказано тоном, не предполагавшим возражений. Гефестион решил не спорить. Артас продолжал: — Мы думаем, что ты хорошо разбираешься в людях, и у тебя трезвая голова, чтобы судить их. Мы видели, как ты организовал снабжение войска продовольствием и как все гладко у тебя шло. У тебя получается все, за что ты берешься.
Гефестион поднял бровь.
— Ну и что? Какое это имеет отношение к выборам царя для Сидона?
— Вот какое, — ответил Теннес. — Мы знаем, кто может стать им. Но нужно, чтобы кто-то убедил Александра.
— Только Александра? А ваш собственный народ?
— С этим мы справимся сами, — сказал Артас.
— У меня такое чувство, — произнес Гефестион, — что меня держат за дурака. Почему бы вам просто не послать к Александру послов и не попросить его одобрить ваш выбор?
— Это мы сейчас и делаем, — сказал Теннес с невинным видом. — Мы просим тебя быть нашим послом.
Гефестион снова двинулся в путь. Остальные охотники ушли уже далеко. Он не особо спешил, но и не волочил ноги. Остальным пришлось поспевать за ним рысцой.
Они направились вниз по последнему пологому склону в сторону от большой дороги. Поля Сидона расстилались перед ними, а над морем поднимался город. Охотники были далеко впереди, почти уже у самых стен. Даже на таком расстоянии Гефестион узнал Александра: нельзя было ошибиться, увидев эту быструю походку, этот наклон головы, эту новую необычайную одежду.
Через некоторое время братья перестали добиваться, чтобы он сказал хоть что-то. Они оставили греческий и перешли на свой родной язык. Гефестион не обратил на это внимания. Непонятная речь звучала успокаивающе, как чириканье птиц.
Гефестион сказал свое слово поздно вечером, после хорошей выпивки. К тому времени его уже некому было слушать, кроме двоих друзей, да и те заснули прямо за столом. Немного погодя слуги растащат их по постелям.
Александр выпил меньше, чем другие, и вообще, как знал Гефестион, голова у царя была покрепче, чем у многих. Настроение у Александра было приподнятое. Он двигался медленнее, чем обычно, и был не так нервозен. Слова его были коротки и ясны. Он говорил об идиотах, которые идут на льва так, как будто это кошка египтянки, и рискуют головой, чтобы помочь другу убить зверя, хотя друг прекрасно справился бы и сам, и, мало того, еще и задерживаются по пути обратно на несколько часов…
— Не на несколько, — возразил, перебивая его, Гефестион. — Я разговаривал с Артасом и Теннесом.
Александр терпеть не мог, когда его перебивают.
Гефестион почти весь вечер просидел с одной лишь чашей вина. Он давно уже перестал стыдиться, что у него голова слабая и он быстро пьянеет. Он встретился глазами с яростным взглядом Александра и отхлебнул немного, наслаждаясь вкусом.
— Ты ведь тоже сильно испугался за меня. Но я слышал, как ты подробно объяснял, как надо обработать львиную шкуру. Ты и правда собираешься носить ее?
— Почему бы и нет? Или у меня в ней такой глупый вид?
Это была настоящая тревога и настоящее тщеславие, но тема была опасная.
— Конечно, ты великолепно выглядишь в ней, — ответил Гефестион. — Ты всегда великолепно выглядишь.
— Ты тоже был великолепен перед львом, — сказал Александр. — Великолепен, но возмутительно неосторожен. Что тебя потянуло подойти к нему так близко?
Гефестион пожал плечами и почувствовал боль.
— Я не думал, что будет так опасно. Зверь бросился раньше, чем я ожидал. Но я получил хороший урок. Неделю буду ходить перевязанным.
— Это уж точно, — прорычал Александр, но его скверное настроение уже прошло. Он поднялся с ложа, лишь слегка покачнувшись, и сел рядом с Гефестионом. — Так о чем же ты болтал с этими двумя сороками?
