— Ты такой изобретательный, Рыжик, — говорил мой наставник, качая головой. — Все время придумываешь новые способы покалечиться.
Но постепенно ко мне пришла уверенность в себе, а вместе с ней и уверенность в движениях. В последний день оба кувырка, вперед и назад, удались на славу — приземлившись, я попал точно на то место, с которого выпрыгнул. Наши взгляды встретились, и лицо Норберта посветлело от улыбки.
— Все в порядке. У тебя получилось.
Итак, курс обучения завершился. Я знал, что должен идти, — образ Софи преследовал меня повсюду. Надежда на то, что она жива, не ослабевала, но нужно было спешить.
В самом конце последнего урока Норберт притащил тяжелый деревянный сундук.
— Открой его, Хью. Там подарок от меня.
Я поднял крышку и увидел сложенный наряд шута. Зеленое трико и красную тунику. Мягкий колпак. Пеструю, в заплатах, юбку.
— Пошила все Эмили, но по моему рисунку, — с гордостью сказал Норберт.
Я с опаской посмотрел на костюм.
Горбун усмехнулся.
— Страшно, а? Боишься выступать в роли шута? Если так, то тогда твой враг — гордость, а не Болдуин.
Я колебался. Да, я понимал, что должен сыграть роль ради Софи, но не находил в себе сил натянуть шутовскую одежду. Я поднял тунику, поднес к груди.
— Надень. — Норберт похлопал меня по плечу. — И сразу станешь одним из нас.
Мой взгляд упал на лежащие в сундучке колокольчики.
— Это для колпака, — объяснил горбун. — Наши господа позволяют подшучивать над собой только дуракам.
Костюм — ладно, куда ни шло, без него не обойтись, но колокольчики… Представить себя в них я просто не мог.
— Знаешь, это придется оставить.
— Шут без колокольчиков? — воскликнул Норберт. — Без горба? Без кривой ноги? — Он снова хлопнул меня по плечу. — Да, это что-то новенькое.
Я снял свою тунику и штаны и натянул новое облачение. Странно, но вместе с ним пришло и новое ощущение. Ощущение уверенности. Когда-то в детстве я носил одежды голиарда, потом форму крестоносца. И вот теперь это…
Я посмотрел на себя, и лицо само собой расплылось в улыбке. Я почувствовал себя другим человеком! Я был готов!
— Слезу вышибает… — Норберт притворно шмыгнул носом. — Если бы еще хромал — хорошему шуту нужна хорошая походка. Но… зато дамы будут в восторге!
Я сделал ловкий кувырок и с гордостью поклонился.
— Тогда все, Хью. — Горбун поправил на мне тунику. — И еще одно… Просто заставить их смеяться — этого мало. Рассмешить способен любой дурак. Шлепнись физиономией об землю — и готово. Настоящий шут — тот, кто завоевал доверие двора. Можешь читать стишки или нести любую чушь — не важно, но так или иначе ты должен говорить правду. Недостаточно вызвать у своего господина улыбку — ты должен заставить его прислушиваться к тебе, добраться до его уха.
— Я доберусь до уха Болдуина, можешь не сомневаться. А потом отрублю его и принесу тебе.
— Отлично. Мы сварим из него суп! — расхохотался Норберт и дернул меня за руку, как будто хотел отвлечь от чего-то. В глазах горбуна блеснули слезы. — Ты уверен, Хью? Дело стоит риска? Будет жаль, если мы потратили столько сил и времени, а она… Уверен, что твоя жена жива?
— Я чувствую это всем сердцем.
Он вскинул кустистые брови и улыбнулся.
— Тогда иди, парень. Найди свою возлюбленную. Ты мечтатель, но, черт возьми, каждый хороший шут в душе мечтатель, верно? — Горбун подмигнул и высунул язык. — Чмокни ее за меня.
Утро выдалось прохладное, и низкое солнце едва пробивалось сквозь серую пелену тумана. Эмили встретила меня на мощенной камнем дороге за воротами замка.
— Ты рано поднялся, Хью де Люк.
— И вы тоже, госпожа. Простите, что не позволил вам выспаться.
Она улыбнулась.
— Надеюсь, ради доброй цели.
— Я тоже на это надеюсь.
На ней была коричневая накидка, которую она всегда надевала к заутрене. Эмили подняла воротник, пряча горло от сырого тумана. Я стоял перед ней в жутком шутовском облаченье.
— Слышал, это вам я обязан новым костюмом. Благодарю.
— Не за что. — В ответ на мой поклон она сделала реверанс. — Шут не может исполнять свои обязанности без соответствующего одеяния. К тому же остальная твоя одежда издает не самый приятный запах.
Я улыбнулся и посмотрел в нежные зеленые глаза.
— В этом наряде я чувствую себя перед вами полным дураком.
— А по-моему, ты выглядишь просто молодцом, если можно так сказать. И костюм тебе идет.
— Шут не может выглядеть молодцом. Это неправильно. Люди привыкли к другому.
Ее глаза блеснули.
— Разве я не говорила, Хью, что имею обыкновение делать и говорить то, что другие считают неправильным?
— Говорили.
Мы долго стояли, глядя друг на друга, заменяя слова молчанием. В груди моей теснились самые разные чувства. Эта прекрасная девушка сделала для меня так много. Если б не она, меня уже не было бы в живых — только окровавленные останки у обочины. Я протянул руку, коснулся ее пальцев, и как будто искра пробежала между нами.
Я продлил прикосновение, и она не спешила прерывать его. Не убрала руку. Не отступила. Мог ли я мечтать о таком?
— Я столь многим вам обязан, госпожа. Боюсь, это долг, вернуть который мне не по силам.
Эмили гордо вскинула подбородок.
— Ты ничего не должен мне, просто продолжай то, что начал, и благополучно достигни цели.
Я не знал, что еще сказать. У меня никогда никого не было, кроме Софи. Каждую ночь в моей голове кружились тысячи образов, тысячи картин нашей прежней жизни, мои руки тянулись к ней, мое сердце летело к ней. Я любил свою жену, и тем не менее эта женщина сделала для меня так много. Ничего не получив взамен. Я хотел обнять ее и рассказать о своих чувствах. Это желание нарастало во мне, становясь все сильнее, и я уже дрожал, сдерживая его из последних сил.
— От всей души надеюсь, что твоя Софи жива, — произнесла наконец Эмили.
— Она жива. Я знаю.
Я все еще держал ее руки в своих. А потом, когда отстранился, почувствовал себя так, словно что-то потерял, и… ощутил на ладони некий маленький предмет, завернутый в холщовую тряпицу.
— Это было в твоей одежде, — сказала Эмили, — когда я нашла тебя у дороги.
Я развернул тряпицу, и дыхание замерло в груди. Половинка деревянного гребня. Та самая, которую я нашел на пепелище нашего дома. Гребень Софи.
И хотя глаза Эмили заблестели, голос прозвучал громко и твердо. Теперь уже она взяла меня за руку:
— Иди и найди ее, Хью де Люк. Верю, что именно ради этого ты и был спасен.
