– Спрашивайте.
– Мне долго придется оставаться здесь?
– Этого я не могу вам сказать.
– Разрешено мне писать?
– Нет.
– Однако мне нужно известить одну… особу…
– Даму в черной перчатке? Арман покраснел.
– Не все ли вам равно, – сказал он, – кому я хочу писать?
– Сударь, – ответил лорд Г., – извините меня, но я должен оставить вас; я буду иметь честь навестить вас завтра утром. Желаю вам доброго вечера и спокойной ночи.
– Подождите, милорд… одну минуту!.. Я хотел только спросить вас… – проговорил Арман.
– Добрый вечер, – повторил лорд Г., открывая дверь, и исчез, оставив Армана в еще большем изумлении, чем до его прихода.
– Все это очень странно, – прошептал молодой человек.
Лакей, который был приставлен к нему в качестве камердинера, сделал знак остальным двум, и они вышли. Затем он обратился к своему новому господину:
– Сударь, позвоните, когда я потребуюсь; а если вы пожелаете выпить чаю, прежде чем лечь спать…
– Нет, – ответил Арман.
– В котором часу барин ляжет спать?
– Не знаю… Оставьте меня. Лакей поклонился и вышел.
Арман, оставшись один, принялся размышлять. Чего от него хотят и зачем его привезли с завязанными глазами в этот дом, где он сделался узником?
Одно имя сорвалось с его губ и пролило свет на эти происшествия. Это было имя Фульмен. Он вспомнил, что танцовщица любила его и употребляла все усилия, чтобы заставить его забыть чары Дамы в черной перчатке, и он более не сомневался, что Мориц Стефан был ее сообщником. Арман хорошо знал Фульмен. Он знал ее за женщину энергичную, решительную, способную довести дело до конца, не колеблясь в раз принятом решении.
– Ведь выйду же я когда-нибудь отсюда, – рассуждал он, – и тогда потребую строгий отчет у Фульмен и ее сообщников; но пока я здесь… что мне делать?
Арман вспомнил, что Дама в черной перчатке будет ждать его на следующий день и, разумеется, прождет напрасно. Эта мысль привела его в отчаяние, потому что он понял по решительному, откровенному тону англичанина, что заключение его будет строгое и при малейшей попытке бежать ему свяжут руки и ноги. Арману, как человеку порядочного круга, было бы противно вступать в рукопашную схватку с лакеями, и он ни за что на свете не желал получить оскорбление, грозившее ему в случае его сопротивления. Чтобы рассеять свои мысли, Арман подошел к столу и взял газету, но минуту спустя бросил ее и сел за пианино. Но и пианино не помогло. Тогда он позвонил. Вошел слуга.
– Друг мой, – мягко сказал ему Арман, – вы, разумеется, преданы вашему господину, платящему вам за ваши услуги.
Лакей поклонился в знак согласия.
– Поэтому я не буду пытаться подкупить вас, хотя я достаточно богат…
– Господин оскорбляет меня, предполагая, что меня можно подкупить.
– Извините! Но вы, может быть, не откажете мне в маленькой услуге…
– Приказывайте, сударь.
– Я хотел бы написать письмо.
– Кому?
– Особе, которой у меня назначено свидание на завтра и с которой я, вероятно, не увижусь…
– Это можно…
– Возьметесь вы доставить письмо?
Говоря это, сын полковника посмотрел так, что взгляд его ясно говорил:
«Я заплачу за вашу услугу такую цену, которую вы сами назначите».
– Смотря по обстоятельствам.
– Как, «смотря по обстоятельствам»?
– Если для этого достаточно бросить письмо в почтовую кружку…
– Хорошо! – сказал Арман.
И он подошел к круглому столику, на котором находились все принадлежности для письма. Но лакей прибавил:
– Если сударь напишет особе, которая живет на площади Бово, то это бесполезно.
– Бесполезно! Почему?
– Потому что я не доставлю этого письма… Арман рассердился.
– Уходите! – закричал он.
На другой день после похищения Армана, так искусно совершенного, в полдень, Дама в черной перчатке сидела у себя с майором Арлевым.
– Сударыня, – спросил ее майор, – хватит ли у вас мужества довести до конца ваш замысел?
– Да, Герман.
– Погубить отца в лице сына?
– Да.
Дама в черной перчатке произнесла это «да» глухим голосом и, помолчав несколько минут, наконец сказала:
– Да, у меня хватит мужества, хватит наказать себя самое.
Майор вздрогнул.
– Да, чтобы наказать себя, – продолжала она. – Потому что была минута, когда я почти забыла о моем единственном долге на этом свете, так как мое сердце забилось для этого человека, отец которого убил моего мужа… Гонтран де Ласи, – с волнением воскликнула она, – клянусь тебе, что ты будешь отомщен!
Послышался стук кареты, остановившейся у отеля.
– Это он! – сказала молодая женщина. – Он точен, как влюбленный.
Но она ошиблась. Приехал не Арман. Карета въехала во двор, и из нее вышел старик. Дама в черной перчатке следила, притаившись за занавеской. Приехал Иов, старый слуга полковника, преданный друг Армана.
Он вошел расстроенный.
– Сударыня, – поспешно сказал он, – что вы сделали с Арманом?
Молодая женщина вскрикнула от удивления.
– Я? – спросила она. – Да решительно ничего.
– Он не был здесь?
– Нет.
– Вы не видали его?
– Не видала со вчерашнего вечера, – ответила она.
– Ах, Боже мой! Боже мой! – пробормотал старый солдат. – Что же с ним случилось?
– Но объяснитесь же, Иов, – мягко сказала молодая женщина.
– В эту ночь, сударыня, Арман не вернулся домой; я прождал его все утро, но его все еще нет… Я был у полковника, который тоже не видал его…
– Он уехал вчера вечером?
– После того, как вы уехали.
– Один?
– Нет, с одним из своих друзей, в карете.
Через день после исчезновения Армана лорд Г. приехал к Фульмен.
– Ну, мой друг, – проговорила она, протягивая ему руку, – что вы мне скажете?
– Арман все тот же, – ответил лорд Г.
– Бедный Арман!
– Он то раздражается, то впадает в глубокое уныние.
– Спал он прошлую ночь?
– Нет, камердинер, спавший в соседней комнате, слышал, как он говорил что-то вполголоса.
– Вот как! Что же такое он говорил?
– Сначала он давал себе слово убить меня.
– А потом?
– Потом броситься к ногам женщины, которая напрасно прождала его.
Грустная улыбка мелькнула на губах Фульмен.
– Помните, мой друг, что вы отвечаете мне за него, – сказала она.
– Клянусь вам моей честью.
– И если вы дадите ему убежать, то, может быть, будете причиною его смерти.
– О, будьте покойны, – сказал лорд Г. – Когда я согласился принять на себя обязанности тюремщика, я уже принял свое решение.
– Как вы думаете, Арман догадывается, что его арест произошел по моей инициативе?
– Мне кажется, да.
– Ах, как он должен ненавидеть меня! – вздохнула Фульмен.
