Но случайные встречные путники были самыми обычными, и самыми обычными — давно известные места. День стоял замечательный, светлый и не слишком жаркий. Золотились луга, стройными рядами выстраивались виноградники, в яркой синеве кувыркались птицы, легкий ветер доносил пряные запахи предосенних цветов, влажной земли и пыли. Я просто знал, что они предосенние, даже если это еще не ощущалось всерьез. Вы когда-нибудь замечали, как богат букет ароматов увядания? Весна тоже пахнет увяданием — оттаявшим увяданием всех прошлых лет. В полях работали люди, на зеленых склонах пологих холмов бродили козы, овцы и гуси, рассыпанные по земле как комки шерсти и кучки перьев, стада коров то и дело пересекали дорогу, мешая движению. Мы миновали очень задумчивого быка, печально глядящего нам вслед — втайне и неосознанно мечтавшего о героической гибели на какой-нибудь корриде, вряд ли грозившей ему в родном отечестве, а немного позже — раздувшийся трупик овцы на самой обочине, радостно облепленный мухами. Жизнь продолжалась, моментально занимая едва освобожденное место. Кишела кишмя.
Порой мы ускоряли аллюр и за короткое время преодолевали достаточно большие расстояния, но отряд при этом неизбежно растягивался по дороге и потом на какое-то время приходилось сбавлять темп, чтобы все собрались и никто не отстал.
Ритмичный стук копыт всегда вызывает в памяти какие-то песенки, и я потихоньку начал насвистывать — пока вдруг не обнаружил, что бессознательно насвистываю «Марсельезу», на чем мой свист и резко оборвался. Но тут Диана и Изабелла добрались до отца и уговорили его продекламировать собственную старинную песнь о нашем полумифическом родоначальнике, которого так же как одного полумифического короля звали Артуром. Я с детства любил эту полушутливую сказку, которую приятно было и послушать и почитать — отец изобразил ее на пергаментном свитке, с чудными буквицами и миниатюрами, но так, как читал ее он — не удавалось прочесть никому, половина сказочного эффекта была в его голосе — он с поразительной точностью знал, как расставить акценты, какими должны быть интонации, какой именно тембр и тон нужно задать, и сказка в его устах просто зачаровывала. Как и сейчас, с первых строк.
По лесной дороге длинной
Едет рыцарь одинокий.
Весь, с конем, покрыт он пылью, —
Видно, путь его далекий.
Подъезжает рыцарь к граду,
Слышит плач в нем и стенанье,
Флаги черные ограду
Осеняют в знак печали.
Вопрошает рыцарь тихо:
«Что случилось, что за горе?
Мор постиг ли? злое лихо?
Государь скончался? голод?»
И в ответ услышал слово:
«В наших землях объявился
Страшный змей-дракон Гедова!
Он в пещере поселился
На горе за валом прочным,
И потребовал он завтра
Дев младых и непорочных
Десять пар себе на завтрак!»
И воскликнул рыцарь громко:
«Неужели заступиться
Нет мужчин? Не плачьте робко!
Поспешу с змеей сразиться!»
Развернул свое он знамя —
Лев златой на красном поле,
Всколыхнулся над полями
Герб славнейшего из войнов!
Поскакал Артур на гору,
Чтобы встретиться со змеем.
«Выходи, — кричит, — Гедова!
Пред тобой не оробею!»
Вылезает из жилища
В чешуе весь, как в кольчуге,
Змей-дракон, глазами ищет,
Увидал, застыл в испуге!
Прошипел: «Артур, я знаю,
Мне не справиться с тобою!
Что ж поделать, улетаю!»
Взмыл, и скрылся за горою.
Пляшут люди все от счастья,
Славят храброго Артура!
Облекают графской властью
И жену ведут младую.[7]
Легенда действительно была старинной, отец только придал ей некогда свою форму. И именно из-за этой сказки я начал когда-то пробовать сочинять сам. А теперь меня некстати начали одолевать вопросы, на которые я прежде просто не обращал внимания. Персонажа легенды звали Артуром. По преданию, происходило это намного раньше воцарения Карла Великого и значит, задолго до написания знаменитой «Истории» Гальфрида Монмутского, после которой, как считается, это имя стало популярным в Европе. Было ли оно популярным еще до Гальфрида? По крайней мере, здесь оно было. «Лев златой на красном поле» — когда-то наш герб был именно таким, и именно из этой истории взялись корона, которой увенчали героя, и камень в когтях — символ захваченной горы. Но изображение должно было утвердиться куда позже — в те времена, задолго до крестовых походов, еще не приходилось говорить о настоящей геральдике. Но какие-то символы — личные, на печатях и знаменах — были всегда. И во льве нет ничего необычного — не так далеко и Фландрия и Брабант — кругом на гербах львы в разных ипостасях. А если придерживаться той версии, что черный лев Фландрии появился из старого изображения медведя, то медведь как раз и есть Артур, как любят объяснять исследователи. Не исключено, что откуда-то оттуда Артур и появился. А интересно, куда потом подевался дракон? Будучи наслышанным о подвигах противника, враг «отступил с большими потерями, рассеялся и впал в ничтожество», как написали бы создатели «Всемирной истории в изложении „Сатирикона“». По крайней мере, дракон с таким именем нигде и никому уже не досаждал. Потому никто и не подвергал сомнению, что деяние было достойным, а не каким-то плевым пустяком. То же, что произошло на самом деле, обычно трактовалось как некое локальное отражение нашествия гуннов. Но если брать именно гуннов, а не кого-то еще — легендарная хронология, да и терминология в этом все-таки сильно плавала, то не было ли это частью битвы на Каталаунских полях, что тоже происходило совсем неподалеку или ее отголоском. И тогда это происходило еще даже до того Артура, который известен как король бриттов. Ого! Как интересно-то…
Диана то и дело проносилась мимо по обочине галопом. Спокойно ей в седле не сиделось. А мы с Раулем припомнили старые планы и решили, что все-таки надо будет наведаться в Новый свет и схватиться по дороге с какими-нибудь алжирскими пиратами. Изабелла решила составить нам компанию. Пираты ей были без надобности, а вот животный и растительный мир Нового света ее очень даже интересовали, как она вскользь обронила: «пока там не все вымерло». Представив себе дикую картинку — Изабеллу, с блеском одержимости в глазах героически продирающуюся с мачете через дебри Амазонки, я подумал, что алжирские пираты, это, в сущности, просто дети.