Я один остался на месте. Не к лицу храброму моряку бояться мелкой нечисти.
Только это был не дьявол. По крайней мере, рогов не наблюдалось. Странное существо, похожее на большеглазую обезьянку. Длинная мордочка, волнистая шерсть, лоб и живот и бока белые, остальное тёмно‑бурое. С куцым хвостиком.
Проводник рассмеялся.
— Вот Хозяин острова — лемур!
— Лямур? — переспросил Джон.
— Лемур индри. Обезьянка такая, вроде, только ночная.
— Твой родственник, Хэнки! — пошутил кто‑то, и все рассмеялись.
Матросы по очереди подходили посмотреть чудную зверушку, несмело касались её пальцами, удивлённо цокали языками.
— Ест плоды и яйца. Ночью охотится, днём в дупле спит, легко приручается. — продолжил Том, когда все снова расселись у костра.
— У вас тут все ночью живут. Странная земля. Ночная. Всё, как не у нас.
— Ну, Антиподы тут не живут, но интересны животных полно. Например, птица с длинной шеей ростом в десять футов! Или ящерица, меняющая свой окрас, чтобы прятаться.
То, что мы видели своими глазами, было столь чудесно, что легко верилось и в остальные чудеса, о которых рассказывал старый проводник. Столько чудес и красот, как на Мадагаскаре, не встретишь за всю жизнь. Неудивительно, что Эйвори поселился тут.
И мы решили так же задержаться и отдохнуть на острове.
Мы как раз забрели по берегу далеко на север, почти к северной бухте, как вдруг услышали пальбу и крики. Выбежав на вершину, я увидел, как десяток человек в европейской одежде отбивается от доброй полусотни дикарей. Положение атакуемых казалось безнадёжным. Наш отряд был недостаточно велик, чтоб рискнуть вступить в сражение. Ребята мешкали — с одной стороны, европеец друг европейцу; а с другой — смотря какому. Если дикари режут испанцев — грех им мешать. Мы наблюдали, не зная, что предпринять, как вдруг один из осаждённых заметил нас, и над полем боя раздался крик на чистейшем английском:
— Христиане, на помощь!
Тут же кричавший пал, пронзённый копьем. Этого вынести я был не в силах. Пускай на мне много грехов, и Бог, скорее всего, отвернулся от нас, проклятых небом и людьми. Но всё же, людьми мы оставались!
— В бой, братья! — выкрикнул я, обнажая палаш, и бросился вниз по склону, даже не оглядываясь, следуют ли за мной.
Сзади раздался залп, пули просвистели над моей головой, и два или три туземца свалились на землю. Раздался победный клич, я уже врезался в гущу боя, нанося удары направо и налево, рыча, как всегда в бою, когда слова напрасны, а из груди рвется нечто, что не в силах сдержать.
Атакуемые теперь с двух сторон, туземцы дрогнули. Ружейный залп сделал своё дело. Развернувшись, дикари бросились наутёк, в чащу, под защиту деревьев. Бежать им было далеко, но мы не преследовали. Бой закончился. На земле осталось пятеро белых и человек с десять туземцев, причём на моей совести было как минимум двое.
Спасённые благодарили нас едва не со слезами на глазах, столь они уж были уверенны в собственной гибели. Тут же, на поле боя, и побратались.
Оказывая помощь раненным, мы разузнали, что помогли известному собрату по ремеслу, Оливье Ла Буше.
Ла Буше, или Ла Бюз, как прозывали его на острове, начинал как французский корсар. Он получил от правительства корабль и разрешение патент на захват английских судов. Конечно, за одно это его следовало повесить. Но правды не скроешь — на нашей совести также было не одно разграбленное английское судно.
Выйдя в море, Лавассер понял, что с англичанами тягаться себе дороже, и потому забыл о корсарском патенте и принялся грабить всех, кто не мог оказать серьезного сопротивления. В том числе и своих соотечественников.
Но тогда он обнаружил, что такие действия закрыли доступ во все порты на обеих побережьях. Стало невозможным не то, что сбывать добычу, но даже запастись провизией. Посему Ла Буш решил начать новую жизнь в Ост Индии. И впредь быть разборчивее.
Таким образом он попал на Мадагаскар. Где, покусившись на добычу не по зубам, едва не потерял свой корабль.
Представьте, как мы удивились, узнав, что Ла Буш встречал Дэвиса у побережья Гамбии, и даже совместно они ограбили пару португальских кораблей с рабами! Поистине, неисповедимы пути господни, что сводят джентльменов удачи на широких морских просторах.
«Индийская королева» не была новым кораблём. Не принцесса, уж точно. Не удивительно, что в один прекрасный день она дала течь. Пиратам пришлось пристать к берегу и вытащить корабль на песок. Отправили людей на баркасе в колонию, за материалами. Остальные же, в ожидании, пьянствовали и гуляли. И не нашли ничего разумнее, как похитить несколько девушек из дикарского племени, чтоб повеселиться и развлечься с ними. Результатом этого безрассудства и случилась стычка с дикарями. Мы вовремя пришли на помощь. Правда, девушки успели сбежать. Чему лично я был искренне рад.
Две недели мы пьянствовали с командой Ла Буше на Майотте. Охотились на кабанов, стреляли в дикарей, если где их замечали. Каждый вечер мы слышали рокот барабанов и готовились к бою. Но дикари не рисковали нападать.
Кстати, несколько человек с берега, в основном англичане, предпочли перейти под наш флаг. Среди них был один человек, с которым лучше не водить знакомство.
Это был моряк, некогда ходивший шкипером. Невысокий, вечно хмурый, с взглядом потревоженной барракуды. Звали его Томас Пью.
Томас Пью. Он не долго ходил с французами. Присоединился к Ла Буше за месяц до нашего прибытия. Это удивительно само по себе, если припомнить дикую ненависть Пью к французам. Вероятно, так сложились обстоятельства, что английский разбойник сдружился с бандитами французскими. Ремесло не имеет границ, вот уж в точку сказано.
Пью пиратствовал давно. Он даже был капитаном каперского шлюпа, воевал с французами. В юности он ходил под знаменем Счастливчика Бена, и вместе они захватили пару казначейских кораблей в Аденском проливе. С этой добычей Пью и осел на острове Нози Бараха. Где приженился и заделал ребенка местной красавице.
Но оседлая жизнь в месте, лишённом роскоши, скоро наскучила, и Томас Пью решил отправиться в Европу. Собрав нажитое, он прихватил и кое‑какие побрякушки туземного тестя, бросил беременную жёнушку и тем самым обрубил якоря.
Через неделю он пристроился на один из кораблей, направлявшихся в Европу. Вскоре этот корабль попался на пути капитана Дэвиса, нашего старого друга. Корабль отправился на дно, а сундучок Пью перешёл в собственность команды «Кадогана». Спасая свою жизнь, Пью снова заделался пиратом. Отобранное не вернули, но шкура осталась цела, пришлось довольствоваться и тем. В любом случае состояние новоприбывших членов команды делилось поровну, как первый взнос в общий котёл. Пью лишился своего сокровища, но сохранил нечто более ценное — свою голову.
